Дикари Ойкумены.Трилогия

– Сам вижу, что две! – взорвался Катилина. – Хватит ерунду молоть!

Секунданты ему осточертели. Катилине хотелось быстрее покончить с дуэлью. Он уже бранил себя за то, что не начистил Марку рыло прямо на стоянке «телеги». Это избавило бы от дальнейших хлопот. Если по правде, дуэль страшно напоминала Катилине цирк. Был один клоун, стало два; четыре, считая с секундантами.

Выйдя на берег, Марк холодно поздоровался. Взгляд его был прикован к легчайшей сабле и кинжалу с пламевидным лезвием, выбранными Катилиной. Оружие держали Секст и Гельвий; изза этого получалось, что и приветствие и внимание Марка адресовались секундантам. Меня словно и нет, подумал Катилина. Злоба распирала его, злоба на весь свет. Изувечу, решил он. Нет, нельзя. Ладно, по обстоятельствам…

– Что там у тебя? – кривя рот, спросил он. – Тростника по дороге нарвал?

Уложив футляры на песок, Марк откинул крышки.

– Что это? – удивился Секст. – Палки?

– Шамберьер, – ответил Марк. – Шамберьер и фарпайч.

– Что?! – Секст побагровел.

– Кнуты, – разъяснил Гельвий. – Помоему, это кнуты. – И добавил без дурного умысла: – Катилина, он думает, что ты лошадь.

Лицо Катилины превратилось в маску демона. Казалось, ладоньневидимка смяла черты курсанта, исказив внешность, ранее привлекательную, до неузнаваемости. Лоб усеяли бисеринки пота, пальцы сжались в кулаки. От молодого человека пахло зверем, хищным зверем. Ярость затопила пляж: в манграх усилился гвалт макак, над зарослями ротанга вспорхнула стайка желтокрылых бульбулей. На рифе, оттеняя ситуацию незыблемым спокойствием, без движения замерла темносерая цапля, изящнее танцовщицы.

– Подарок деда, – сказал Марк. – Мои талисманы. Я решил… – И замолчал.

– Ты пожалеешь, – тихо пообещал Катилина. – Ты еще очень пожалеешь…

Пожав плечами, Марк достал свое оружие из футляров. Шамберьер он взял в правую руку, фарпайч – в левую. Гибкие рукояти слегка пружинили. Хвост шамберьера, сплетенный из мягкой кожи, был длинным; конец его украшал узел из шпагата, с расщепленными концами. Рядом с этой кожаной змеей хвост фарпайча выглядел куцым огрызком, бедным родственником.

– Все по правилам, – сказал Секст. Он видел, как бесится Катилина, и боялся, что тот кинется в бой, не дождавшись отмашки. – Каждый выбрал что хотел. Теперь я хочу предложить вам кончить дело миром.

– Да, миром, – кивнул Гельвий.

Он боялся, что дуэлянты согласятся.

Марк отрицательно мотнул головой и отошел от Катилины подальше, метров на пятнадцать. Дед, думал Марк. Деда, а деда… Я помню, что ты делал с подброшенным яблоком. С цветком, любым из клумбы, на выбор. У меня так никогда не получалось. Пак рассказывал мне, что ты до полусмерти отколотил клоуна из чужой труппы, который бил шамберьером женуакробатку. Справедливости ради, заметил Пак, после побоев у девчонки пошел трюк. «А у клоуна? – спросил я. – Что пошло у него после побоев?» Кровь из носа, расхохотался Пак. Деда, а деда, я совершаю ошибку?

Вытянув правую руку вперед, Марк сделал легкий взмах – словно бросал камешек, зажав его кончиками пальцев. Шамберьер ожил, раздался громкий щелчок. В том месте, куда ударил конец хвоста, взвился смерчик песка. Марк повторил взмах с большей силой. Камень в пяти метрах от него взлетел в воздух. Невысоко, буквально на ладонь, но это вызвало у секундантов вопль восторга. Из курсантов Секст и Гельвий превратились в мальчишек, чудом попавших в цирк.

Мрачнее ночи, Катилина забрал у них свои клинки. Удар, еще удар. Лезвия со свистом рассекли воздух. В капусту, говорили клинки. В лапшу. Ненавижу цирк.

– Твой дед, – сказал, как плюнул, Катилина. – Твой дядя. Это у вас семейное. Кувырки на потеху инорасцам. Ты и в либурнарии пошел, лишь бы доказать, что ты другой. Хочешь, я выпишу тебе справку? У меня есть чем писать…

– Начинайте! – крикнул Секст.

Успел он или опоздал, но Катилина будто с цепи сорвался. Быком на красную тряпку он ринулся к Марку, сокращая дистанцию. В ответ хлестнул шамберьер. Дед Марка, в бытность руководителем группы наездников, курировал на манеже конную шестерку – и мог попасть по уху лошади, заслужившей наказание, не зацепив остальных. Внук такого не умел. Максимум, что удавалось Марку из дедовой науки, – сшибать мячики и бумажные фантики, разложенные по кругу, в пределах досягаемости. Он целился Катилине в колено, но, охваченный возбуждением, промахнулся, угодив по бедру, впрочем изо всей силы.

Хвост шамберьера рассек штаны, кожу и латеральную мышцу бедра. Последнюю, к счастью, неглубоко. Охвачен бешенством, Катилина не почувствовал боли. Второй удар – фарпайчем – он парировал саблей и уже готов был рубить противника, когда Марк отскочил в сторону и поднял вверх бичи, как если бы решил сдаться.

– Кровь. – Он мотнул головой, указывая на ногу Катилины.

– Дерись! Дерись, трус!

– Первая кровь. Все, дуэль закончена.

– Ну ты и кнут, – невпопад бросил Секст. – Гельвий, ты видел? Ох и кнут…

– Крут, – уточнил Гельвий.

– Кнут. – Впервые в жизни Секст восстал против уточнений приятеля. – Катилина, он прав. Договаривались до первой крови…

Опустив клинки, Катилина трясся от бессильной злобы.