Дикие сердца (ЛП)

Он также сделал это, когда вломился на конспиративную квартиру в Бостоне. Схватил меня своей большой грубой рукой за горло и сжал, угрожая задушить.

Примерно тогда я перестала бояться и начала вести себя дерзко.

Срань господня.

Twizzlers —не единственная моя слабость?

Прикусив нижнюю губу, я смотрю на него и киваю.

Он опускает голову, чтобы коснуться своими губами моих. — Хорошо. Это хорошая отправная точка.

Мне умереть сейчас или подождать до тех пор, пока мы не займемся тем извращенным трахом, который, как я подозреваю, он запланировал?

У меня нет времени обдумывать это, потому что он встает с кровати, поднимает меня, несет в ванную и снова трахает в душе. Он прижимает меня к стене и входит в меня, кусая за шею.

Может быть, быть очаровательной не так уж и плохо, в конце концов.

Проходят дни. Мал больше не уезжает в город.

Наш ежевечерний ритуал купания продолжается, только теперь, когда Мал моет меня, он говорит по-английски, а не по-русски. Он рассказывает мне о своем детстве. Своей семье. Своих друзьях. Своих домашних животных.

О его брате Михаиле.

Он рассказывает мне, как в детстве посмотрел фильм Клинта Иствуда и решил, что станет ковбоем, когда вырастет. Потом, позже, он увлекся боксом и подумал, что у него может появиться шанс заняться им профессионально.

До той ночи в баре. До того рокового удара.

Пока он не встретил Пахана, и все его мечты не были разбиты.

Он рисует картину человека, живущего в полном одиночестве, как разумом, так и телом, существующего только для того, чтобы выполнять приказы стыше. У него никогда не было детей и он не был женат, потому что это было запрещено.

Его жизнь не принадлежала ему.

Братва — первая и навсегда.

Долг или смерть.

Иногда я холодею, слушая его истории. Иногда мне хочется плакать. Но я всегда задаюсь вопросом, кем бы он мог быть, если бы его жизнь пошла другим путем.

Но я безумно рада, что все пошло так, как пошло, потому что, если бы его жизнь пошла по другому пути, мы бы никогда не встретились.

Я чувствую себя виноватой из-за этого, и я знаю, что это неправильно, но это правда. Я рада всем его темным, извилистым дорогам, потому что они привели его ко мне.

Это секрет, который я тщательно охраняю.

Однажды, когда мы заканчивали завтракать, он ни с того ни с сего спрашивает меня, не хочу ли я научиться стрелять из пистолета.

Это пугает меня. Его ответ не успокаивает.

— Зачем мне нужно уметь стрелять из пистолета?

— Лучше знать и не воспользаваться, чем не знать когда будет необходимо.

Это звучит как мудрый совет, но также и как предупреждение. Словно в любой момент наш маленький кусочек рая в дикой местности может разорваться надвое.

Итак, я учусь стрелять из пистолета.

Затем я учусь стрелять из винтовки.

Когда мы обнаруживаем, что я не только очень хорошо поражаю неподвижные мишени, но и получаю от этого удовольствие, Мал предлагает мне пойти с ним на охоту и попробовать поразить что-нибудь движущееся.

— Я бы никогда не смогла застрелить животное, — вот мой немедленный ответ.

— Если бы у тебя в руках было мое ружье, когда медведь бросился на тебя, ты бы нажала на спусковой крючок?

— Самооборона — это не то же самое, что тыходить на улицу и искать кого-нибудь, кого можно убить.

Мал мгновение молча смотрит на меня. Его глаза бесконечны и темны.

— Убийство есть убийство, независимо от стоящих за ним намерений. Морализаторство не меняет того факта, что ты сделал что-то живое неживым.

Он ничего не отвечает.

Поскольку он эксперт в этом вопросе, я достаточно мудра, чтобы не спорить с ним.

Однажды поздно вечером ему звонят, и это все меняет.

Мы лежим в постели, его ноги подтянуты к моим. Я засыпаю, когда жужжащий звук возвращает меня в сознание.

Это звонит его мобильный телефон в кармане пальто.

— Ты собираешься ответить на этот вопрос?

— Я должен. Он не двигается.

— Ничего страшного, если тебе придется. Я не возражаю.

Он сжимает меня в объятиях, бормоча: — Ты должна возражать.

Но потом он вздыхает, встает с кровати и берет телефон. Он подносит трубку к уху и коротко произносит: — Да.

Несколько мгновений он молчит, прислушиваясь. Затем он опускает голову и снова произносит — Да, только на этот раз это звучит смиренно.

Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его глаза закрыты, как жалюзи на окнах.

— Что случилось? Все в порядке?

— Тебе нужно собрать вещи. Прямо сейчас.

Мое сердцебиение ускоряется, я сажусь. — Почему?

— Мы едем в город.

37

Райли

Это десятиминутная прогулка по лесу до того места, где Мал держит свой грузовик, спрятанный в низком кирпичном строении, встроенном в склон холма. Оттуда час езды по изрытой колеями грунтовой дороге до города, очаровательной альпийской деревушки с взлетно-посадочной полосой для небольших самолетов на одном конце. Перелет до города длится чуть меньше двух часов.

Как и во всем остальном, что он делает, Мал легко и уверенно пилотирует Cessna.

Мы приземляемся в Москве, не сказав ни слова с тех пор, как уехали.

Я не знаю почему.