Дикие сердца (ЛП)

Он оставляет нежные поцелуи на моем горле и вдоль ключицы. — Случилось то, что ты дерзила королю Братвы, и он полюбил тебя за это.

—Ты уверен, что он не передумает позже?

—Я уверен. На этого человека никто не смел даже повышать голос в течение двадцати лет. Он нашел твою гневную речь очень занимательной.

—Хотя я не могу понять, почему он так разозлился на тебя.

Он делает паузу, целуя меня, чтобы задумчиво произнести: — Я тоже.

—Вам запрещено похищать людей?

Он усмехается. Я расцениваю это как "нет".

—О чем вы, ребята, говорили по-русски?

—В основном о бизнесе.

—Он рассказал тебе, как узнал обо мне?

—Нет. Я спросил, тот ли это человек, к которому он отправил меня в Нью-Йорк, чтобы помочь найти Деклана, но он сказал, что нет. Сказал, что это был покойник, его старый друг, который знал всех и вся.

—Мертвый мужчина? Много ли времени он проводит у спиритической доски, разговаривая с духами?

—Я тоже этого не понял, но Пахан сказал, что хочет представить меня ему. Его голос понижается. — Теперь, когда он встретил тебя.

—Я? Какое отношение я имею к чему-либо?

—Я не знаю.

—Все это очень странно.

—Да. Особенно та часть, где он сказал мне взять отпуск.

Я поднимаю голову и смотрю на него. — Отпуск?

— Месяц отпуска, — отвечает он, кивая.

—Он когда-нибудь раньше давал тебе отпуск?

—Никогда.

—Тебе не кажется это странным?

—Кажется.

—И что ты собираешься с этим делать?

Он улыбается. — Возьму месячный отпуск.

Меня охватывает опасный трепет, как будто я стою на краю опасно высокого утеса и смотрю вниз. Стараясь выглядеть беспечной, я спрашиваю: — Куда ты поедешь?

Его улыбка снисходительна. — Посмотри на себя, пытающуюся вести себя невинно. Ты точно знаешь, куда я поеду. Он запечатлевает на моих губах нежнейший из поцелуев. — И с кем.

—В хижину, — шепчу я, целуя его в ответ. —Со мной.

Перекатываясь на меня, он захватывает мой рот в глубоком, горячем поцелуе, при этом обхватывая рукой мое горло. — Да, с тобой, говорит он хриплым голосом. — Моя маленькая болтливая пленнца.

Я обнимаю его за спину, дрожа от удовольствия от ощущения его большого, сильного тела рядом со своим. — Твою мятую серую салфетку кто-то слишком долго оставлял в кармане.

—Мой упрямый боец.

—Твоя бездомная мышь-олень с крошечными, похожими на клыки бивнями.

—Мой мир.

Это сказано шепотом, когда он смотрит глубоко в мои глаза с выражением обожания.

Я сглатываю, мое сердце бьется быстрее. — Могу я теперь кое-что сказать?

—Нет.

—Хотя это очень комплиментарно. Тебе понравится.

—Я уже знаю, детка. Я вижу это в твоих глазах.

—О. Хорошо. Значит, это чувство взаимно?

—Черт возьми, женщина. Заткнись.

Он снова целует меня, давая мне для этого очень вескую причину.

Утром мы возвращаемся в хижину в лесу.

По дороге из аэропорта по изрытой колеями грунтовой дороге я набираюсь смелости и спрашиваю Мала о Пауке. Я надеюсь, что, поскольку мы не в постели, он не разозлится так сильно.

Я ошибаюсь.

Как только я упоминаю его имя, он замирает.

—Он жив.

—Он собирается оставаться таким?

—Нет, если ты продолжишь спрашивать меня о нем.

—Я спрашиваю только потому, что ты мне ничего не рассказываешь. Последнее, что я слышала, это то, что ты накачал его наркотиками и велел покинуть страну, но он этого не сделал.

Он долго молчит. Я не уверена, что он когда-нибудь ответит мне, но потом он это делает, сжав челюсти и глядя прямо в лобовое стекло, пока ведет машину.

—Он все еще в Москве. Вынюхивает все вокруг, как собака.

—Что ты планируешь с ним делать?

—Ничего.

Я изучаю его профиль, но не могу понять, о чем он думает. Это все равно что смотреть на кирпичную стену.

Если бы кирпичная стена хотела что-то разбить, то да.

—Мне жаль, что этот разговор выводит тебя из себя, но я должна быть уверена, что с ним все будет в порядке.

Медленно, четко выговаривая слова, он отвечает: — Почему это так важно для тебя?

— Мал, посмотри на меня.

Вместо этого он сжимает челюсти.

—Да ладно. Всего на секунду.

Он делает преувеличенный вдох, выдыхает, затем смотрит в мою сторону.

Как только наши взгляды встречаются, я тихо говорю: — У меня нет к нему чувств. Никогда не было. Я обещаю тебе. Но он мне нравился, и он был действительно добр ко мне. Я не хочу, чтобы с ним случилось что-то плохое. Понятно?

Он задерживает мой взгляд еще на мгновение, затем снова смотрит в лобовое стекло.

Некоторое время мы едем в тишине. Я позволяю ему обдумать это в голове, не приставая к нему, и, наконец, вознаграждена, когда он неохотно говорит: — Я уже дал понять, что он вне досягаемости. Никто не должен его трогать. Если с ним случится что-то плохое, это будет не наших рук дело.

С облегчением я перебираюсь через сиденье и ныряю под его руку. Прижимаясь к нему, я целую его в щеку и шепчу: — Спасибо, милый.

Он яростно заявляет: — Я ненавижу этого ирландского ублюдка.

—Я знаю.

—Ты тоже должна. Он выстрелил тебя!

—Это был несчастный случай. Я уверена, что он чувствует себя ужасно.

Его ответ — недовольное рычание. Я снова целую его в щеку, и он теснее прижимает меня к себе.

Я решаю оставить свои вопросы о будущем Деклана на потом. В глубине души я все равно уже знаю ответы.