Дикий папочка

Готовлю Машу ко сну, размышляя, как из визита дикого папочки выжать пользу. Поговорить с ним ещё раз, чтобы тест на отцовство сдал? Ох, надо. Если отец, то пусть суд определит его права. Страшно. Но я за правду и справедливость.

Выхожу из бани с Машулей на руках и бегом в дом. Она намытая, сырым полотенцем обёрнутая. А на улице ветер разгулялся и похолодало — как бы не простыла моя девчонка под зубки режущиеся. Вожусь с дочерью — переодеваю.

— Сейчас настойку тёти Шуры выпьем и баиньки, да? — улыбаюсь Маше.

Она меня за волосы схватить пытается — играет, ни намёка на сон в озорных глазках. Раз моя мадам так разошлась и спать пока не собирается, проверю, не прорезался ли клык. Аккуратно трогаю десну подушечкой указательного пальца, пытаюсь нащупать новоиспечённый зуб, дочь сжимает челюсти и как кольнёт! Шикнув, я хватаюсь за конечность, а на пальце проступает маленькая капля крови. Сую палец себе в рот, а глаза на лбу…

Похоже, клык вылупился, но как можно проколоть палец детским молочным зубом — не понимаю. Машуля, зевнув, сама укладывается на диван. Ну и дела — никогда она так перед сном не делала. С ней ходить на руках полночи надо было, чтобы уснула. Трогаю лобик — нормально всё вроде. Дочь, подперев пухлую щёку кулаком, закрывает глазки. Кажется, даже настойка не нужна. И слава богу!

Не успеваю толком порадоваться неожиданному счастью, мой смартфон вибрирует на столе. Сердце сжимается и ухает вниз. У меня уже рефлекс, как у собаки Павлова, чёрт возьми!

Подхожу к столу и, сглотнув, тугую слюну смотрю на экран — Анька звонит. Фу-у-ух! На радостях жму на зелёную трубку и только после этого вспоминаю, что попрощалась с подругой навсегда.

— Привет, Лера, — вещает Анна из динамика. — Так и знала, что ответишь, — победоносное «хи-хи» у неё выходит особенно мерзким.

— Что ты хотела? — спрашиваю холодно.

— Просто звоню подруге узнать, как дела.

— Дело отлично. Всё?

— Нет, не всё. Что ты про Глеба надумала? — Аня заводит старую песню.

— Я о нём не думала. Некогда. И вообще, это ему думать надо, а не мне.

— Это прогресс, Лерчик! — радостно заявляет подруга. — Ты не отрицаешь, что вы с Глебом можете помириться!

Где в моих словах Анька уловила скрытый смысл, я не знаю. По-моему, она выдаёт желаемое за действительное. Одно неясно — ей это на кой чёрт нужно?

— Ань, ты бы за свою личную жизнь так переживала, ага, — замечаю язвительно.

— Не за что там переживать, — небрежно отнекивается. — У меня всё по плану. Замуж выхожу в конце августа, ты же в курсе.

В курсе, да. Анька собралась стать женой немолодого состоятельного пузатика. Отец подобрал для неё эту выгодную партию. На мой скромный взгляд, «выгодой» для Ани там не пахнет. Что хорошего в мерзком обрюзгшем дедке за шестьдесят? Его банковские счета, разве что. Аня эту тему понимает, я нет.

— Совет да любовь, — желаю не от души, но желаю. — Пока.

— Погоди-погоди! Ты на свадьбу ко мне приедешь?

Не хотелось бы участвовать в этом фарсе. Тем более я уже объяснила Аньке, что дорожки наши разошлись. Я взяла трубку случайно, а она решила, что мы помирились.

— Пока, — повторяю и нажимаю «отбой».

Я полный дуб в гаджетах. Умею позвонить и смс написать, а где тут чёрный список — понятия не имею. А жаль. Так бы уже затолкала в ЧС и Аньку, и папашу этого дикого.

Ковыряюсь в меню, ищу список этот проклятый чёрный, а со двора доносятся скрип калитки и шаги по доскам…

Гостей я жду, но утром. Становится совсем нехорошо.

По окнам взглядом прошлась, но ничего не увидела, а чувство, что у меня в ограде кто-то шастает, чёткое. Блин, надо волкодава заводить срочно! Пока собаки у меня нет, но есть топор у печки. Тихонько иду в кухню, беру оружие и крадусь на веранду.

Выхожу, готовая ко всему, а у забора копошится Шура. Отбой тревоги.

— Ты что тут делаешь? — выдохнув, я бросаю топор в траву.

— Обереги снимаю, — спокойно сообщает.

— Вот ты интересная! — хлопаю растерянно ресницами. — Сама мне сказала — развесь, а теперь снимаешь.

— То было вчера, а сегодня ситуация поменялась. Гостя ждём.

— Шур, с тобой всё нормально? Мало того что ты этого дикаря как родного готова принять, так ещё и ночью. Успокойся уже, он если и придёт, то завтра.

— Завтра, Лера, наступит после полуночи, — с серьёзным выражением лица выдаёт Шура.

— Хочешь сказать, что он среди ночи припрётся? — у меня больше слов нет, одни слюни.

— Думаю, да.

— Нет! Не пущу я его ночью, — иду к соседке, хватаюсь за оберег, который она сжимает в руке. — Верни на место.

— Лера, не упрямься. Делай, что говорю, — упирается Шура.

— Ты с ума сошла?! Что этому дикарю тут ночью делать? Он с дочерью повидаться хотел, а она спит. Повесь обереги на забор!

— Хочешь его разозлить? — щурится соседка. — Разозлишь — сама не обрадуешься.

— Слушай, я сейчас забуду об уважении к тебе и попрошу уйти. Скорее всего, это будет грубо, — я на пределе, и нервный срыв не за горами.

— Забудь, — разрешает соседка. — Только он всё равно придёт и побрякушки эти его не остановят. Только из себя выведут.

— Почему абсолютно дикие вещи ты готова принять как нормальные? Шура, объясни.