Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке

Что именно искали цензоры? Во-первых, любые идеи, противоречащие идеологии государства или подрывающие его политический контроль. Но на практике не всегда было понятно, что попадает в эту категорию. В поздний период существования Советского Союза сам перечень запрещенных тем был засекречен, а у авторов – и иногда даже цензоров – не было к нему доступа. Но когда содержание таких перечней становилось известно, оказывалось, что они были на удивление подробными. Польская инструкция 1970-х годов запрещала упоминать статистику по ДТП, пожарам, утопленникам, болезням сельскохозяйственных животных, пищевым отравлениям, иностранному долгу и даже годовому уровню потребления кофе. А еще нельзя было одобрительно упоминать хиппи, даже в сюжетах о загранице23. Запрещенными темами для жителей Восточной Германии, среди прочего, были формальдегид, боулинг на траве, бульвары, киоски с сардельками братвурст, самодельные планеры и гонки Формулы-124. В Чили при Пиночете цензоры избавлялись от всего «непатриотичного», имеющего отношение к «террористам или коммунистам» или представляющего «угрозу национальной безопасности»25. По этому разряду, видимо, проходила фотография, на которой у министра внутренних дел была расстегнута пуговица: провинившийся журнал получил выговор26

.

Думается, власти намеренно оставляли границы нечеткими – и подвижными, – чтобы держать людей в напряжении. Подобно Уинстону Смиту из оруэлловского Министерства правды, сталинские цензоры переписывали не только настоящее, но и прошлое. Опальных большевиков убирали с фотографий, упоминания о них исчезали из книг по истории. Цензоры перерывали фонды библиотек в поисках имен государственных деятелей, утративших доверие, чтобы замазать их черными чернилами27. Беспокоило их и то, что запрещенные фотографии могли остаться в старых газетах, в которые заворачивали продукты28. Ретуширование прошлого продолжалось некоторое время и после смерти Сталина. Когда в 1953-м расстреляли Лаврентия Берию, сталинского министра внутренних дел, подписчики Большой советской энциклопедии получили срочное письмо. Им рекомендовалось бритвенным лезвием вырезать в пятом томе страницы 21–24, а вместо них вклеить новые, высланные тем же письмом, с текстом о Беринговом проливе29. В издании 1971 года от Берии не осталось и следа30

.

В 1930-е годы Сталин запретил двусмысленность31. Следовало обнаруживать и ликвидировать любую неоднозначность, включая типографические ошибки или внешнее сходство, наводившие на неподобающие мысли. Одну газетную фотографию большевика Михаила Калинина вырезали в последний момент из-за того, что на ней он был слишком похож на Троцкого32. Нацистские чиновники тоже вели охоту на вредительские изображения. Виктор Клемперер писал, что власти сделали перепланировку сквера на площади Бисмарка в Дрездене, потому что прежняя, радиальная сеть дорожек напоминала флаг Великобритании («Юнион Джек»)33. В Испании при Франко и в Португалии при Салазаре цензоры запрещали упоминания «забастовок в Греции, пыток в бразильских тюрьмах [и] антивоенных демонстраций в Индокитае», опасаясь, что люди проведут параллели с происходящим на родине34

.

Во-вторых, всесторонняя цензура при диктаторах старой школы была вполне публичной. Она не только занималась блокированием сообщений: сама цензура была сообщением. Выбраковка «негодных» идей – как и проводимые режимом репрессии – превратилась в своего рода театр. Геббельс устраивал сожжения книг, во время которых студенты выкрикивали «огненные речевки» (Feuerspruche) и бросали «декадентские» книги в пламя. Радиостанции транслировали берлинское аутодафе в прямом эфире, а потом в кинотеатрах его показывали в новостной хронике35. Всего в стране прошло еще 93 публичных сожжения книг36

. Похожие акции проводили разные диктаторы XX века. Революционеры Мао развели костер в порту Шаньтоу: в течение трех дней в нем сгорело 300 000 подозрительных томов37. Книги жег и Пиночет, и его аргентинские соседи38.

Цензуру не скрывали, она была обычной бюрократической процедурой. В Главном управлении СССР по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит) работало около 70 000 человек39. По всей стране функционировали местные отделения; к редакции каждой газеты был приставлен цензор40. Ведомство действовало настолько на виду у всех и было таким вездесущим, что в русском языке появился новый глагол «литовать», то есть заверять у цензоров. Аналогичные порядки установились и в других коммунистических странах. При военных режимах в Латинской Америке цензоры тоже прочно обосновались в редакциях.