Варвара Цеховская

Династия

Повесть

   Источник текста: "ТОЛЬКО ЧАС" Проза русских писательниц конца XIX - начала ХХ века. Москва. Современник. 1988

   -- Ну и было бы самому идти в Государственную думу вместо Вадима, чем теперь так нарекать на него,-- сказал беспечно и нетерпеливо Павел Алексеевич.

   Арсений Алексеевич провел сухощавой рукой по своей острой темной бородке, потом ответил сдержанно, не отводя глаз от замысловатого пасьянса:

   -- Ты прекрасно знаешь, что я не мог пойти.

   -- Из династических соображений?-- лениво усмехнулся негритянски-толстыми губами преждевременно ожиревший Павел.-- Чтобы не оставить Натальинский уезд сиротою? Без третьего поколения Неповоевых на предводительском посту?

   -- В предводители я легко бы провел и тебя, и Вадима. На первых же выборах. Все равно Неповоевы. И все равно третье поколенье.

   -- Что касается меня, я -- пас. Никакого амплуа не приемлю. Если уж в третью Думу спасать отечество не пошел... предводительство -- тем более насмарку. Но Вадим? Вадиму чрезвычайно к лицу было бы предводительствовать.

   -- Ты полагаешь?

   В холодноватом тоне старшего брата прорвалась раздраженность. Но он умел, когда желал, сдерживать себя и углубился в пасьянс еще сосредоточенней.

   Павел заметил недовольство, однако не захотел уступить.

   -- Очень к лицу,-- повторил он чуть-чуть лукаво.-- Больше, чем тебе. Не сердись только. Во-первых, Вадим нигде не доучился, и это стильно. Для предводителя -- очень. Как предводитель, Вадим более цельная фигура, чем ты. Ты -- университетский, дипломированный. Ты -- точно живой укор всем иным... настоящим, чистым дворянам. Затем... у тебя свои твердые руководящие принципы. Историческая роль русского дворянства... Неуклонная обязанность держаться на высоте... Быть достойным и прочее. Это также для многих стеснительно. А Вадим... с ним всякому удобно. Наконец, внешность Вадима? Ведь уродится же этакий Святогор-богатырь! Весу восемь пудов с походом. Не жир, как у меня, одни мускулы. Гнет серебряные рубли, лучше мужика траву косит. Плечи -- шире косой сажени, борода -- русая, лопатою. Хоть сейчас на монумент его тащи, не посрамит земли русской. А голос? Труба иерихонская. В Думе он классически молчит. И хорошо делает, говоря между нами. Но для председательствова-ния на уездных собраниях у него клад, а не голос. Он и гомеопат, и пчеловод... Все такое безгрешное. И совершенно в дворянском жанре. Так что почему ты не поехал в Думу сам, а послал Вадима... я положительно не понимаю.

   -- Подумай. Может, догадаешься.

   Арсений Алексеевич не отрывался от пасьянса. Павел медлительно покачивал свое грузное тело в качалке. Откинувшись назад, он держал кверху большую голову с недлинными волосами светлого оттенка, рассеянно вглядывался в темно-зеленый купол виноградной беседки. Эта круглая, обширная как цирк беседка, сплошь доверху густо увитая цепким виноградом, предназначалась у Арсения Алексеевича на случай летних обедов при приемах гостей. Приемов, впрочем, у Арсения Алексеевича совсем не бывало. А беседку все же построили над правым берегом веселой и быстрой Горли. Построили лет восемь назад одновременно с новым не то домом, не то замком, возведенным Арсением Алексеевичем. И замок стоял тут же, над берегом, саженях в сорока от беседки, у подножия парка, который спускался к реке от старой барской усадьбы. Он был немного фантастический, этот замок. Трехэтажный, серовато-сиреневой окраски, с плоской крышей, с глухими и открытыми балконами всюду, с верандой вокруг нижнего этажа. Готические окна, полированный каменный фундамент, серебристые решетки несимметрично разбросанных балконов, закругленные башенки по углам... Все это поблескивало теперь под знойным солнцем, все еще не утратило свежести новизны.

   Было жарко. Но в затененной беседке не ощущалось жары. Лишь особый знойно-золотистый, чуть зеленоватый от виноградных зарослей свет напоминал, что июнь почти на исходе, что завтра -- начало сенокоса и от сегодняшнего воскресенья всего трое суток до Иванова дня.

   -- Так не догадываешься? -- помолчав и не дождавшись ответа, спросил Арсений Алексеевич.

   Павел опустил качалку вниз, поставил ноги на твердо утрамбованный пол беседки и потряс головою.

   -- Нет. Мои ленивые мозги не постигают столь тонкой премудрости.