Диссидент-2: Слово и дело

Я вздохнул, оторвал взгляд от Железного Феликса, достал бумажник – и отложил его в сторону. Вырвал чистый лист из записной книжки, аккуратно переписал на него номера телефонов, обозначил их двумя буквами – А и О, – а записку Семичастного отправил в многострадальную вазу и поджег. Подождал, пока бумажка догорит, разогнал ладонью дым, и убрал новый листок в бумажник. Конспирация, конечно, была так себе, при необходимости мои коллеги не постесняются применить и терморектальный криптоанализатор, который взламывает шифры любой сложности за время набора нужной температуры. Но в данном случае им даже ТК не потребовалось бы применять – к услугам Комитета были самые актуальные телефонные справочники, так что соответствующие телефонам фамилии станут известны достаточно быстро. Я подумал, что можно применить чуть более сложный шифр – например, прибавить к номеру известную последовательность чисел, хотя бы 1212121, но вспомнил, что в телефоне Молотова было две девятки – и решил не усложнять себе жизнь. Мне и так предстояло неопределенное время светить лицом перед комиссией из Киева.

Но выйти из кабинета я не успел. У самой двери меня остановил двойной звонок телефона – пришлось возвращаться и понимать трубку.

– Да? Орехов слушает.

– Виктор, это ты? Это Андрей, мы с вами в Лепеле... – донесся до меня приглушенный расстоянием голос.

Некстати вспомнился анекдот «а по телефону не пробовали?»

– Да, привет, Андрей, – я мысленно хмыкнул, вспомнив ещё одну песню из будущего, которая вполне могла бы зайти и сегодня. – Что-то случилось?

– Нет... то есть да, товарищ капитан просил вас оповестить...

Он опять запнулся. Интересно, у него с Ириной из паспортного стола что-нибудь получилось? Или он так и продолжил заикаться при виде той девушки?

– О чем, Андрей? – поторопил я.

Комиссия может и разнервничаться.

– Ну тут это... помните список, который мы составили?

– Конечно.

– Тут одна из этого списка того... убегла.

У меня опять в груди пробежал неприятный холод. Женщин в списке было ровно две, но одна ничем не выделялась – просто приехала в город из деревни под Минском, – и я включил её лишь из любви к порядку. А второй была Антонина Гинзбург. И что-то мне подсказывало, что речь шла как раз о ней.

Меня вдруг осенило – я понятия не имел, сообщили мы в Лепель о том, что у нас задержан их житель, да и о его смерти, кажется, там тоже пока не знали. Или знали, а вот я об этом не знал, и это была серьезная моя недоработка, которую не спишешь на то, что я был немного занят какой-то художественной самодеятельностью.

– Кто именно? – спросил я.

– Гинзбург, Антонина Макарьевна, – Андрей произнес имя Тоньки-пулеметчицы равнодушно. – Жена того Гинзбурга, которого вы третьего дня арестовали.

«А, значит, сообщили».

– При каких обстоятельствах она убежала? – спросил я, но сразу поправился: – Вернее, с чего вы взяли, что она вообще убежала?

Андрей чуть посопел в трубку.

– Дома нет, на работе нет, – я представил, как Андрей пожимает своими огромными плечами. – Её дочь передала нам записку.

И снова замолчал, паршивец.

– А что в этой записке? – спросил я. – Или по телефону нельзя?

– Да почему нельзя, товарищ капитан сказал – можно. Там немного. Если отца не пожалел, меня тем более не пожалеешь. Это всё.

Я мысленно обрезал его фразу до размеров записки Тоньки. Всё чудесатее и чудесатее.

– Ясно. А ей сообщили о задержании мужа?

– Конечно! Сразу же, товарищ капитан сам ходил, – ответил он. – Им же надо всё организовать было... Ну что там обычно передают... Они к вам завтра собирались, значит.

– А о его смерти?

– И об этом сказали, как раз вчера, но тут товарищ капитан сам не пошел, старшину послал, тот на войне был, знает, как сказать... А сегодня, значит, его дочь пришла, с запиской. Мать, говорит, вещи свои собрала, документы, а куда уехала – неизвестно.

– Всё понятно, – сказал я. – Спасибо, Андрей. Доставку тела, думаю, мы организуем. Там же две дочери остались? Надо бы им помочь как-то, похороны это дорого и муторно.

– А это не беспокойтесь! – воскликнул Андрей. – Он же ветеран, там и военкомат обещал подключиться, и совет ветеранов, и горисполком денег подкинет. А если помощь от вас будет – это вообще хорошо.

«Господи, хоть кто-то видит в этой ситуации что-то хорошее».

– Вот и замечательно... И это, Андрей. Передай, пожалуйста, товарищу капитану, что надо бы Антонину Гинзбург объявить в розыск. Всесоюзный. Как возможную соучастницу по тому делу, по которому был задержан её муж.

Андрей пообещал ретранслировать мои слова в точности, но я записал себе, что в понедельник надо будет обязательно проверить, что они там сделали. Из Лепеля можно было уехать тысячью способов – автостанция, попутки, знакомые. И всё это будет проверять районный отдел КГБ, который численно – одно отделение в мотострелковом взводе. Я вяло подумал, что надо бы опять дернуть Семичастного – пусть звонит Машерову, который в состоянии всколыхнуть белорусское болото. Правда, я не был уверен, что хочу, чтобы госпожу Гинзбург нашли. Судя по всему, у них с мужем была некая общая тайна, которая мне заранее не нравилась.