Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Презиравший христианство и христиан Борман также долгое время не решался высказаться по этому поводу публично. В 1941 году, в разгар войны, он поделился, наконец, своими соображениями: «Национал-социализм и христианство несовместимы». Шпеер прокомментировал это высказывание:

...

По мнению Бормана, Kirchenkampf, кампания против Церкви, помогала оживить партийную идеологию, которая слишком давно дремала. Он стал движущей силой этой кампании… Гитлер колебался, но лишь потому, что предпочитал отодвинуть этот вопрос до более спокойных времен… «Когда я улажу прочие проблемы, – заявлял он время от времени, – я сведу счеты с Церковью. Я нанесу ей добивающий удар». Но Борман не желал долго ждать окончательного расчета. Человек брутальный и прямолинейный, он с трудом выносил осмотрительный прагматизм Гитлера… Он подстрекал кого-нибудь из ближней свиты рассказывать о мятежных речах какого-нибудь пастора или епископа, покуда Гитлер не прислушается к разговору и не начнет расспрашивать о подробностях… В какой-то момент Борман извлекал из кармана документ и принимался зачитывать отрывки из дерзновенной проповеди или из пастырского послания. Гитлер зачастую приходил в такое волнение, что принимался прищелкивать пальцами – обычный знак его недовольства, – отпихивал от себя еду и клялся покарать непослушного священника214.

Но это все – далеко в будущем. В 1933 году Гитлер не подавал и намека на то, что он способен выступить против Церкви. Большинство священников было вполне убеждено, что Гитлер на их стороне, – отчасти потому, что с первых же дней своей политической карьеры он не забывал высказываться в пользу христианства. В 1922 году он назвал Иисуса «величайшим арийским героем». Соединить еврейского Иисуса с Иисусом – арийским героем не просто, как и примирить беспощадного и аморального ницшеанского сверхчеловека (Übermensch) со смиренно приносящим себя в жертву Христом.

Гитлера можно бы назвать ницшеанцем, хотя сам он не признавал и такого именования, ибо оно подразумевало, будто он верит в кого-то кроме самого себя, – нельзя же разрушать неприступный образ фюрера, стоящего превыше всех, а над ним никого. Тем не менее, Гитлер многократно наведывался в музей Ницше в Веймаре и сохранились фотографии, на которых он позирует, в умилении созерцая огромный бюст философа. Гитлер фанатично верил в «волю к власти», которую проповедовал Ницше, он обожествлял власть, а истину считал трюизмом, которым не грех и не пренебречь, – заклятым врагом фюрера была не ложь, но слабость. Беспощадность он возводил в добродетель, милосердие считал величайшим грехом.

Ницше называл христианство «величайшим проклятием, огромным чудовищным извращением… бессмертным изъяном человечества». Он презирал христианскую идею добродетели, считая ее ничтожной и слабой: «Общество никогда не рассматривало добродетель иначе, как средство добиться силы, власти и порядка». И, разумеется, Ницше превозносил идею силы, воплощенную в сверхчеловеке (Übermensch), жестоком, беспощадном носителе необузданной силы – «прекрасную белокурую бестию, жадно устремляющуюся к победе и добыче».

Гитлер, очевидно, верил, что таким образом Ницше предвосхитил его приход и захват власти. В трактате «Воля к власти» Ницше пророчит явление расы вождей, «особо сильной породы людей, наипаче одаренных разумом и волей». Гитлер отождествлял «расу вождей» с арийцами. Ницше именовал их «господами Земли»215. Уильям Ширер говорит, что Гитлер с полным одобрением принимал излияния Ницше на эту тему: «Они задевали чувствительную струну в замусоренном мозгу Гитлера. Во всяком случае, он присваивал себе не только мысли, но даже и… буквальные выражения. Словосочетание «господа Земли» встречается в Mein Kampf постоянно. Нет сомнений, что в итоге Гитлер вообразил себя сверхчеловеком из пророчества Ницше».

Гитлер готов был прославлять Ницше, но как своего Иоанна Предтечу, и рассчитывал, что все это так и воспримут.