Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Гинденбург казался ей ключевой фигурой. Он вроде бы сочувствовал страдающей и борющейся церковной оппозиции и советовал Гитлеру уволить Мюллера. Но «заговорщики» не ведали, что Мюллера поддерживал Геринг, именно назло беспокойным богословам. Лондонские пасторы направили Гинденбургу письмо; по просьбе Бонхёффера написал и епископ Белл. Гинденбург передал письма священников Гитлеру, но рейхсканцлер, науськиваемый Герингом и прочими своими антиклерикальными подручными, оставался невосприимчив к такого рода ходатайствам. С его точки зрения лондонские пасторы попросту распространяли «международную пропаганду о жестокости по отношению к евреям», так пусть лучше сами берегутся. Прислуживавшийся фюреру Геккель передал английским пасторам неудовольствие Гитлера в форме не слишком замаскированной угрозы – они чиниться не стали и назвали угрозу угрозой. Но все продолжали жить в ожидании встречи с Гитлером.

Захвачен Богом

В этот напряженный период ожидания Бонхёффер прочел ставшую знаменитой проповедь о пророке Иеремии. Он сделал это 21 января. Выбрать в качестве предмета проповеди ветхозаветного еврейского пророка само по себе было необычным, даже провокационным шагом, но этим трудности не исчерпывались. Слушателей должны были заинтриговать уже первые слова: «Иеремия не стремился стать пророком. Когда Господь внезапно призвал его, он спрятался, он противился, он пытался ускользнуть»256.

Проповедь стала размышлением и о трудном положении самого Бонхёффера. Вероятно, никто из его слушателей не сумел понять, о чем он говорит, а тем более признать, что в то воскресенье все они и впрямь слышали слово Божие. Их блистательный молодой пастор не первый раз повергал лондонских немцев в недоумение.

Бонхёффер нарисовал довольно мрачную картину призвания Иеремии – суровые тона, драма, не разрешающаяся катарсисом. Бог гнался за Иеремией, и тому было некуда деться. Бонхёффер упоминал «стрелу Всемогущего», поразившую «загнанную дичь». Но кто был «загнанной дичью»? Пророк Иеремия! Почему же Господь нацелил стрелу в героя этой истории? Прежде, чем слушатели узнали ответ, образ изменился, появилась петля: «Петля сжималась все туже и причиняя все большую боль, Иеремия понял, что он – пленник. Его путь определен и предписан. Это путь человека, которого Бог никогда не отпустит, который никогда не освободится от Бога». Проповедь звучала все более мрачно и угнетающе. К чему, собственно, клонит этот молодой пастор? Чересчур много книг начитался! Ему бы свежего воздуха, повеселиться порой – ведь каждый человек в этом нуждается. Да и Иеремии не помешало бы проветриться и подбодриться. Но, конечно же, скоро у него все наладится. Люди продолжали слушать, рассчитывая, что судьба главного героя вот-вот изменится к лучшему.

Но увы, пастор Бонхёффер ухитрился написать проповедь, в которой никаких хеппи-эндов не предвиделось.

...

Дорога упорно вела под уклон, все ниже и ниже, все глубже и глубже в провал человеческого отчаяния, в бездну беспомощности. Пророка и пленника Бога высмеивали, считали безумцем, но безумцем опасным, угрожающим миру и покою народа, а потому его избивали, бросали в темницу, пытали – хорошо еще, что сразу не убили. Такая участь постигает и других, и она постигла Иеремию, потому что он не сумел скрыться от Бога257.

Если Бонхёффер хотел отговорить своих прихожан от следования Богу, надо признаться, он придумал наилучший способ. Он описывал, как Господь вел Иеремию «из страдания в страдание». Куда уж хуже?

...

А ведь Иеремия был таким же человеком, как все мы, точно так же состоял из крови и плоти. Ему, как всякому другому, тяжки были постоянные насмешки и унижения, он с трудом переносил обрушившуюся на него жестокость. Однажды, после пытки, продлившейся всю ночь, он взмолился к Богу: «Господи, ты заманивал меня, и я попался, Ты осиливал меня, и Ты взял верх»258.