Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Обычно мы от души завтракали около 11 утра. Один из нас приносил The Times, и из газеты мы за завтраком узнавали об очередном повороте борьбы внутри немецкой Церкви. Потом каждый принимался за свои дела. В 2 часа пополудни мы вновь сходились для легкого перекуса, потом начиналась беседа с музыкальными интерлюдиями – они оба великолепно играли на пианино, и соло, и дуэтом… Вечера мы часто проводили все вместе дома, лишь изредка ходили на фильм или на спектакль или на другое подобное мероприятие. Вечера в Лондоне проходили по раз навсегда установившемуся плану: богословские дебаты, музыка, рассказы – все следовало одно за другим вплоть до двух-трех часов утра251.

И все это – живо, с неисчерпаемым весельем. Знакомый Бонхёффера по церкви говорил, что «рядом с Бонхёффером всегда искрился юмор». Он все время шутил, и словесно, и другими способами. Иногда начинал фальшивить, подыгрывая на пианино, предоставляя напарнику догадаться, в чем дело.

Хильдебрандт прожил у Бонхёффера в домике пастора три месяца. Постоянно являлись гости. Циммерман еще оставался у Бонхёффера в гостях, когда приехал другой берлинский студент. Все удивлялись тому, как Бонхёффер и Хильдебрандт жили в состоянии постоянных споров, но никогда не ссорились. Им по душе были вечные богословские дискуссии. Для них это было развлечение, они перебрасывались и мыслями, и шутками над головами завороженно слушающих собеседников. Биографы Хильдебрандта пишут, что порой, «когда оба они расходились не на шутку и Франц выкладывал свой козырь, Дитрих вдруг поднимал голову и переспрашивал: «Что такое? Я не расслышал», хотя он, конечно же, все прекрасно слышал». И оба они «разражались смехом»252.

Приезжали и другие гости, не из коллег. Навестила Дитриха сестра Кристель вместе с мужем, Хансом фон Донаньи, приехала Сюзанна со своим супругом Вальтером Дрессом, с которым Бонхёффер издавна дружил, – он тоже войдет в Исповедническую церковь. По словам Сабины, во время пребывания в Англии Бонхёффер завел сенбернара и очень горевал, когда пес попал под машину.

Он руководил двумя общинами, слишком малочисленными, чтобы иметь отдельных священников. В Сиденхеме насчитывалось от тридцати до сорока прихожан, по большей части работников посольства, а в Сент-Поле с полсотни, в основном бизнесмены. Даже для этой небольшой аудитории Бонхёффер готовил проповеди так, словно выступал перед тысячами. Каждую проповедь он писал от руки и пересылал в Германию друзьям, в том числе Элизабет Цинн.

Лондонская диаспора во многом напоминала барселонскую. Как обычно, церковь оставалась для большинства прихожан основной культурной связью с родиной, а богословская сторона вопроса мало кого интересовала. Как и в Барселоне, Бонхёффер неустанно предлагал своим прихожанам новые виды деятельности, открыл воскресную школу, молодежный кружок, руководил постановкой рождественского и пасхального спектакля. И здесь, как и в Барселоне, его проповеди были не так уж легки для восприятия слушателей, привыкших к куда более простым речам. Скорее, они сделались более суровыми и требовательными, чем те, что он читал пять лет назад. От двадцатидвухлетнего юноши в Барселоне был пройден немалый путь, да и жизненные обстоятельства омрачились. Казалось, что миновали не годы – десятилетия. Одним из признаков большей серьезности стала проявившаяся склонность к эсхатологическим темам и ощутимая тоска по «Царству Небесному», наполнившая его проповеди. В письме Герхарду Ляйбхольцу Бонхёффер признавался в «величайшей тоске по подлинному миру, где забудутся несчастья и несправедливости, трусость и ложь»253. Пять лет назад он верил в это Царство, теперь стал его ощущать.

Глава 15 Разгорается битва за Церковь

Он – пленник. Его путь определен и предписан. Это путь человека, которого Бог никогда не отпустит, который никогда не освободится от Бога.

В германской Церкви решается уже не внутренний вопрос, но вопрос о существовании христианства в Европе.

Дитрих Бонхёффер