Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Нужна полная ясность, как бы она ни пугала: мы все стоим перед неотвратимым выбором, быть либо национал-социалистами, либо христианами… Я убежден, что требуется принять резолюцию, что ничего хорошего из уклончивого поведения не выйдет.

Мое призвание вполне ясно для меня. Что Богу будет угодно сделать, я не знаю… Я должен следовать своим путем. Возможно, он окажется не таким уж долгим… Порой мы желаем, чтобы так и сталось (Флп. 1:23). Но как прекрасно до конца исполнить свое предназначение… Мне кажется, возвышенность этого призвания станет нам понятна лишь в грядущие времена и события. Лишь бы мы выстояли.

Дитрих Бонхёффер

Фано – маленький остров в Северном море, в двух километрах от побережья Дании. По дороге Бонхёффер остановился на несколько дней в Копенгагене, повидался с другом детства, который работал юристом при германском посольстве. После этого он заехал в Эсбьерг к Францу Хильдебрандту. Хильдебрандт сообщил ему, что из-за напряженной политической ситуации, сложившейся в Германии после «ночи длинных ножей», убийства Дольфуса и смерти Гинденбурга, Бодельшвинг и председатель Исповеднического синода Кох не приедут на конференцию в Фано. Сам Хильдебрандт снарядился вместе с Бонхёффером на молодежную конференцию, но с тем, чтобы покинуть ее до приезда Геккеля и иже с ним: будучи неарийцем и не обладая даже относительным иммунитетом, которым располагал служивший в зарубежном приходе Бонхёффер, Хильдебрандт предпочитал не попадаться на глаза своим недругам. Из Фано Хильдебрандт должен был отправиться в Англию и подменить Бонхёффера в Сиденхеме и в приходе Святого Павла, а Юрген Винтерхагер, учившийся у Бонхёффера в Берлине, собирался в Фано на помощь Дитриху.

Разумеется, без поддержки Коха, Бодельшвинга и даже Хильдебрандта Бонхёффер обречен был на одиночество в Фано. Правда, туда собирались его недавние берлинские студенты, в том числе Юлиус Ригер, но Мюллер и «немецкие христиане» заметно укрепились благодаря недавним событиям. В июле министр внутренних дел Вильгельм Фрик запретил обсуждение церковных разногласий как на общественных собраниях, так и в прессе. Этот декрет по сути ничем не отличался от изданного Мюллером ранее «намордника», однако новое распоряжение исходило уже от государства, а не от церкви, то есть с ним и вовсе нельзя было поспорить – это был государственный закон. Церковь и государство полностью слились друг с другом.

После смерти Гинденбурга рейхсцерковь, пьяная от крови, пролитой при чистке SA, созвала синод и ратифицировала все прежние эдикты Мюллера. Едва ли не самым чудовищным итогом синода стало решение, согласно которому отныне каждый пастор, принимая сан, обязан был принести присягу «служить» Адольфу Гитлеру. Не мог же Мюллер, флотский капеллан в отставке, допустить, чтобы его превзошли сухопутные войска, уже присягнувшие на личную верность фюреру. Клятва для новопосвященных пасторов звучала так: «Клянусь перед Богом… что я… буду верен и послушен фюреру германского народа и государства Адольфу Гитлеру».

В подобных обстоятельствах у многих членов Исповеднической церкви появились причины опасаться за собственную жизнь, особенно если бы они выступили с политическими декларациями на мировой сцене. Они также понимали, что в Фано будет обсуждаться «Заявление в день Вознесения» епископа Белла, и это поставит их в неловкое положение. Даже летом 1934 года эти люди оставались в первую очередь патриотами и с недоверием относились к гражданам тех стран, которые навлекли на Германию позор Версальского договора и все причиненные этим договором несчастья и унижения.

Сам Бонхёффер разделял эти чувства всего четырьмя годами ранее, до учебы в «Юнионе», но там, главным образом благодаря дружбе с Жаном Лассером, его мировоззрение изменилось. Общение же с американцами, с Леманнами и Фрэнком Фишером, с английским епископом Джорджем Беллом и со шведским епископом Вальдемаром Аммундсеном и вовсе наделило Бонхёффера столь широкими взглядами на природу Церкви, о каких большинство его соотечественников и мечтать не могли. Для него братья и сестры во Христе, где бы они ни жили, стали заведомо ближе нацистских лжехристиан рейхсцеркви. Однако он понимал, почему многие члены Исповеднической церкви не отважатся выступить с решительным заявлением в Фано.

За несколько недель до этой встречи, 8 августа, Бонхёффер писал епископу Аммундсену:

...