Бонхёффер чувствовал личную ответственность за каждого своего попавшего в тюрьму ученика. Он навещал их и поддерживал связь с их родителями и женами. Родителям одного из арестованных он писал:
Нам часто бывает трудно понять, что делает Господь со своей Церковью. Но мы можем обрести мир в уверенности, что ваш сын страдает во имя Бога и что Церковь Иисуса ходатайствует о нем в молитвах. Господь наделяет своих служителей великой честью, когда посылаем им страдания… [Ваш сын] также будет молиться о том, чтобы вы препоручили все это Богу и чтобы вы благодарили за все, что Господь пошлет вам и своей Церкви358.
Бонхёффер хотел, чтобы его ученики и члены их семей сознавали себя частью большой общины Сопротивления. С этой целью, а также просто чтобы помочь растерянным юным женам арестованных пасторов, Бонхёффер попросил Рут фон Кляйст-Ретцов поселить их в своем загородном доме. Рут всеми силами поддерживала и ободряла и молодых пасторов, и их семьи. Вернеру Коху, угодившему в застенок, она писала: «Мы живем в странные времена, однако мы должны вечно благодарить Бога за то, что бедное, преследуемое христианство обретает большую крепость, чем я видела за семьдесят лет, которые живу на свете. Потрясающее свидетельство его истинности!»359 Жену Коха Бонхёффер направил к фрау фон Кляйст-Ретцов, вверив ее не знающему себе равных христианскому гостеприимству. Огромный дом, выстроенный в старинном немецком стиле из дерева и кирпича, окружали сады и высокие каштановые аллеи. Хозяйка держала на по-деревенски просторной кухне гусей, а три гостевые комнаты именовались «Надежда», «Довольство» и «Радость».
Арест Нимёллера, отъезд Хильдебрандта
На 1 июля намечался отъезд Хильдебрандта; Бонхёффер и Бетге находились в Берлине. Множились аресты пасторов Исповеднической церкви, и поэтому они отправились к Нимёллеру в Далем, обсудить с ним и с Хильдебрандтом дальнейшую стратегию. Однако в доме Нимёллера они застали только его жену и Хильдебрандта – хозяина дома за несколько минут до их появления увели гестаповцы.
Вчетвером они стали размышлять, что же теперь делать, но тут к дому подъехало несколько черных «Мерседесов». Узнав машины гестапо, Бонхёффер, Бетге и Хильдебрандт благоразумно направились к черному ходу, но там их остановил герр Хёле, офицер гестапо, хорошо знакомый им и многим другим членам Исповеднической церкви. Мужчин препроводили обратно в дом, там другой гестаповец обыскал их и оставил под арестом – семь часов они вынуждены были сидеть и наблюдать за тем, как потрошат дом Нимёллера. Скрупулезность гестаповцев была наконец вознаграждена: за картиной обнаружился сейф, а в сейфе – тысяча марок, принадлежавшая Чрезвычайному союзу пасторов.
Десятилетний сын Нимёллера Ян запомнил, что в тот день каждого, заглядывавшего к ним в дом, задерживали и оставляли под подозрением. «Вскоре дом был набит битком», – вспоминает он360. Несравненная Паула Бонхёффер каким-то образом узнала об этой ситуации. В окно Дитрих несколько раз видел медленно проезжавший мимо дома отцовский автомобиль, оттуда выглядывала его мать. В итоге в середине дня отпустили всех, кроме самого Нимёллера. Отношения с властью вошли в новую фазу.
Нимёллер просидел в тюрьме восемь месяцев, и, едва выпустив его, гестаповцы тут же его снова арестовали – их учреждение славилось подобными приемами. Гитлер не хотел оставлять на свободе человека, столь искренне и мощно выступавшего против него, а потому удостоил пастора Нимёллера чести состоять «заключенным по личному указанию фюрера» и следующие семь лет Нимёллер провел в Дахау. Освободили его союзники в 1945 году.
Вместо него обязанности проповедника в Далеме взял на себя Хильдебрандт и проповедовал ничуть не менее страстно, чем сам Нимёллер. Однако Хильдебрандту, еврею, надолго задерживаться было нельзя. Паспорта отбирали, существовал риск, что когда он надумает уехать, это уже окажется невозможным. Последнюю проповедь Хильдебрандт произнес 18 июля.