Геринг того и ожидал: с этими чувствительными людьми чести так просто иметь дело. Нельзя повторить тот же фокус? Увы, на этот раз жареных фактов не хватало. Не беда, Геринг всегда мог что-нибудь придумать. И он придумал – редкостную мерзость, а снабдить его уликами взялся Гиммлер. Свидетель с бегающими глазками взялся присягнуть, что Фрич вступил-де в гомосексуальную связь «в темном проулке поблизости от железнодорожной станции Потсдам в Берлине с криминальным типом по прозвищу «баварец Джо»370. Понятно, что столкнувшись с подобным фантастическим обвинением, Фрич лишился дара речи.
Надо сказать, нацистские лидеры, в том числе и Гитлер, не имели строгих моральных возражений против гомосексуализма. На первоначальном этапе нацистского движения среди его лидеров многие были открытыми гомосексуалистами, наиболее известен Эрнст Рём и его красавчики-приятели. По слухам, не вовсе чужд был этому и сам фюрер371. Но в Третьем рейхе обвинение в гомосексуальных наклонностях сделалось стандартным способом запятнать репутацию человека, и Гитлер со сподвижниками с присущей им потрясающей наглостью вновь и вновь пускали это оружие в ход против своих неприятелей. Концентрационные лагеря заполнялись сотнями людей с розовым треугольником на тюремной робе – очень удобно, не приходилось объяснять подлинную причину их наказания.
Генерал Фрич был обвинен совершенно облыжно и поклялся отстоять свою честь. Донаньи принимал непосредственное участие в этих событиях, ему было поручено разобраться и установить истину. Вскоре выяснилось, что Фрича злонамеренно перепутали с «престарелым кавалерийским офицером в отставке» по фамилии Фриш, который действительно ошивался в тех подозрительных переулках – главнокомандующий Фрич там не бывал. Гиммлер и гестаповцы прекрасно были осведомлены об истинном положении дел, но им слишком уж хотелось поскорее отделаться от Фрича, и опечатка (возможно, умышленная опечатка) в рапорте дала им желанную возможность подставить его. Кто обратит внимание на разницу между двумя шипящими согласными в чернильном океане Третьего рейха? И они чуть было не преуспели. Но не совсем.
Когда подлая интрига сделалась очевидна для Фрича, он поклялся добиться справедливости. Пусть военный суд чести очистит его от подозрений и публично разоблачит махинации Гиммлера и эсэсовцев. Гейдрих тоже оказался бы вовлечен в этот скандал, опозорен и слит обратно в ту подводную впадину, откуда он выполз. Поведение гестапо и SS в этой истории было столь вопиющим, что казалось, скандал может смести с высшей должности и самого фюрера. А если бы Гитлер попытался скрыть улики и замять дело, армия уже готова была выступить. Готовились планы переворота – вот за чем Бонхёффер и Донаньи следили с замиранием сердца.
Но, как мы все знаем, ничего не произошло. Великий фокусник, адский Гудини вновь вывернулся. Как ему это удалось? Как и прежде, на руку ему сыграла нерешительность немецкого офицерства, повязанного по рукам и ногам (и с кляпом во рту) своей ложно понятой щепетильностью. Наступит время, и кровожадная свора, с которой они так по-светски церемонились, удавит их кишками без всяких цирлих-манирлих. Задним числом трудно в это поверить, но Фрич был глубоко убежден, что человеку его положения неуместно выступать с публичным протестом против подобного рода обвинений. Иоахим Фест пишет: неумение Фрича «приспособиться к хамскому новому миру, в котором он внезапно очутился, проявилось в почти комическом и вместе с тем трогательном решении, одобренном также и Беком – вызвать Гитлера на дуэль»372. В шахматы с акулой он сыграть не хотел? Кто-то из немецких консерваторов сокрушался: Гитлер, мол, «был совершенно чужероден, как выходец из уже исчезнувшего первобытного племени»373. Неразрешимая головоломка, черт бы ее подрал! К тому времени, как благовоспитанные джентльмены сложили-таки пазл и разгадали загадку, было уже поздно. В тот самый год ушедший в отставку глава Рейхсбанка Ялмар Шахт воскликнул, обращаясь к своей сотрапезнице: «Дорогая мадам, мы попали в руки преступников. Мог ли я себе такое вообразить?»