Дюна

Ядоискателя не было видно, вообще во всем подземном ситче он не заметил даже намека на их существование. Но к запахам помещения примешивались и запахи ядов – сильных, обычных.

Заслышав шелест занавесей, Пол обернулся, решив, что Хара уже несет еду. Но между драпировками он заметил двух мальчишек лет девяти-десяти, не отрывавших от него жадных глаз. На поясе каждого было по маленькому крису в форме кинжала.

Как говорили ему? Дети фрименов бьются со свирепостью взрослых.

Руки его дергаются, губы шевелятся,Льются слова благие,Но глаза его – завидущие!Вот он – островок самости.

Описание из «Книги о Муад'Дибе» принцессы Ирулан

Фосфоресцентные трубки под сводами пещеры бросали тусклый свет на собравшуюся толпу, смутно свидетельствуя об истинных размерах полости в скалах… Она была больше зала собраний школы Бинэ Гессерит. По мнению Джессики, здесь, под возвышением, на котором она стояла рядом со Стилгаром, собралось более пяти тысяч человек.

Но люди еще подходили.

Голоса сливались в единый гул.

– Твоего сына оторвали от отдыха, сайидина, – произнес Стилгар, – не хочешь ли ты, чтобы он разделил с тобою решение?

– Разве может он изменить его?

– Безусловно, воздух, заставляющий твои слова звучать, выходит из твоих собственных легких, но…

– Мое решение неизменно.

Ее обуревали сомнения. Быть может, все-таки ради сына следовало уклониться от рискованного шага, нельзя было забывать и о неродившейся дочери. Все, что угрожало ее собственной плоти, угрожало и телу дочери.

Мужчины, покряхтывая, принесли ковры, подняв тучу пыли, бросили их на пол пещеры.

За руку Стилгар отвел Джессику в акустическую раковину, тыльную часть ниши за возвышением. Показал ей на выступающий камень.

– Здесь сядет Преподобная Мать, но пока она еще не пришла, можешь посидеть здесь и отдохнуть.

– Лучше я постою, – сказала Джессика.

Она следила то за мужчинами, что разворачивали ковры и покрывали ими возвышение, то переводила взгляд на толпу. Теперь собралось уже тысяч десять.

Но люди еще подходили.

Наверху, в пустыне, она знала, уже краснел закат, но в пещере были все те же сумерки, серая мгла, в которой терялись люди, пришедшие посмотреть, как она будет рисковать собственной жизнью.

Справа толпа расступилась, она увидела Пола, по бокам которого шли двое мальчишек. С детской важностью они выступали, положа руки на рукоятки ножей, хмуро озирая расступавшихся перед ними.

– Вот сыновья Джемиса, что стали теперь сыновьями Усула, – сказал Стилгар, с легкой усмешкой поглядев на Джессику, – они серьезно относятся к своим обязанностям.

Джессика поняла, что он пытается отвлечь ее, и была благодарна за это, но все же грядущее опасное испытание поглощало все ее мысли.

«У меня нет выбора, – думала она. – Не следует медлить, надо завоевывать себе место среди фрименов».

Пол поднялся на возвышение, дети остались внизу. Он встал перед матерью, поглядел на нее, потом на Стилгара.

– Что случилось? Я думал, меня зовут на совет.

Стилгар поднял руку, призывая к молчанию. Махнул налево, толпа там расступилась. В образовавшемся проходе появилась Чани, на личике эльфа были заметны следы горя. Она была теперь без конденскостюма, в изящной синей хламиде, оставлявшей руки открытыми. На предплечье левой руки был повязан зеленый платок.

«Зеленый – цвет траура», – подумал Пол.

Таков был обычай, Пол выяснил это у сыновей Джемиса, принявшихся объяснять ему, что им траур не положен, раз он усыновил их.

– Ты Лисан аль-Гаиб? – спросили они. Он не стал отвечать, ощутив в этих словах тень джихада, и принялся сам задавать вопросы. Оказалось, старшего, сына Джоффа, звали Калефф, ему было десять лет. Младшему сыну Джемиса, Орлопу, было восемь.

Странный это был день! Потом мальчики стерегли вход в комнату, никого, как он их просил, не пуская внутрь, чтобы он мог поразмыслить, припомнить пророческие видения и нащупать путь, что не вел бы его к джихаду.

А теперь, стоя рядом с матерью, он глядел на это сборище, сомневаясь, может ли что бы то ни было предотвратить буйство фанатичных легионов.

Следом за подходившей к возвышению Чани четверо женщин несли в носилках старуху.

Не замечая Чани, Джессика жадно вглядывалась в женщину – старую, морщинистую, иссохшую… Капюшон на черном одеянии ее был откинут, открывая завязанные узлом седые волосы и тонкую шею.

Носильщицы осторожно подняли носилки на возвышение, Чани помогла старухе выйти.

«Вот она, их Преподобная Мать», – подумала Джессика.

Ковыляя к Джессике, казавшаяся скелетом в черном одеянии старуха опиралась на руку Чани. Она остановилась перед Джессикой и долго глядела ей в глаза, прежде чем заговорить грудным шепотом.

– Значит, ты и есть Она. – Старая голова на тонкой шее качнулась. – Шадут Мейпс жалела тебя, она была права.

Джессика немедленно с твердостью ответила:

– Я не нуждаюсь ни в чьей жалости.