Про себя Фейд-Раута подумал: «Хават! Он ведет двойную игру… против нас… не так ли? Или он уже переметнулся в лагерь дяди, раз я не посоветовался с ним… в сегодняшней попытке покушения с помощью этого юнца».
– Ты не сказал еще, что думаешь о моем решении относительно Хавата, – произнес барон.
У Фейд-Рауты от негодования расширились ноздри. Имя Хавата столько лет сулило опасности всей семье Харконненов… Пусть он теперь в новом качестве, но опасен от того ничуть не менее.
– Опасная игрушка – этот Хават, – сказал Фейд-Раута.
– Игрушка! Не будь глупцом. Я знаю, что такое Хават и как управлять им. Он человек глубинных эмоций, Фейд. Бояться следует человека без эмоций. А глубокая эмоциональность… ах, ею прекрасно можно воспользоваться в собственных целях.
– Дядя! Я вас не понимаю.
– Зря. По-моему, все вполне ясно.
Лишь легкий взмах ресниц выдал негодование Фейд-Рауты.
– Ты не понимаешь Хавата, – произнес барон.
«И ты тоже», – подумал Фейд-Раута.
– Кто, по мнению Хавата, виноват в его бедах? – спросил барон. – Я! А кто же еще? Он помнит, что в руках Атрейдесов был грозным оружием и год за годом одолевал меня, пока не вмешалась Империя. Так он смотрит на ситуацию. Он привык ненавидеть меня. И верит, что в любой момент сумеет обвести меня вокруг пальца. И пока он в этом убежден, проигрывает. Ведь теперь я использую его там, где считаю нужным – против Империи.
Глубокие морщины прорезали лоб нахмурившегося Фейд-Рауты, выдавая внезапное понимание, рот его плотно сжался.
– Против Императора?
«Попробуй-ка, племянничек, это на вкус, – подумал барон. – Произнеси-ка про себя: «Император Фейд-Раута Харконнен!» Спроси-ка себя, чего это стоит. Можно будет потом и поберечь жизнь старого дяди, который один только и может воплотить этот сон в реальность».
Фейд-Раута медленно облизнулся: «Неужели старый дурак говорит правду? Значит, здесь кроется больше, чем можно было бы заподозрить».
– А какое отношение имеет ко всему этому Хават? – спросил Фейд-Раута.
– Он думает, что нашими руками сумеет отомстить Императору.
– А потом?
– Дальше мести его мысли не простираются. Хават из тех людей, что служат другим и многого не знают о себе.
– Я многому от него научился, – согласился Фейд-Раута, почувствовав истинность этих слов. – Но чем больше я узнаю от него, тем сильнее мне кажется, что от него надо отделаться, и поскорее.
– Тебе не нравится, что он будет следить за тобою?
– Хават и так следит за всеми.
– Но он может посадить тебя на трон. Хават тонок. Он изобретателен и опасен. И пока я не склонен отменять противоядие. Меч тоже опасен, Фейд. Но для этого клинка у нас, по крайней мере, есть ножны – яд, пропитавший его тело. Стоит не дать ему противоядие – все: смерть сразу делает его безопасным.
– Это чем-то похоже на поединок, – сказал Фейд-Раута, – финт, в нем финт и снова финт. Приходится следить за тем, как нагибается гладиатор, как глядит, как держит нож.
Он кивнул, ощутив, что слова его порадовали дядю, и подумал: «Да, как на арене, а лезвие – разум!»
– Теперь ты понял, насколько я тебе необходим, – сказал барон, – я еще могу быть полезен тебе, Фейд.
«Меч используют, пока он не слишком затупился», – подумал Фейд-Раута.
– Да, дядя, – вслух согласился он.
– А теперь, – сказал барон, – мы с тобой отправимся в квартал рабов, вдвоем. И я своими глазами прослежу, как ты прирежешь всех женщин на улице удовольствий.
– Дядя!
– Купим новых женщин, Фейд. Я уже говорил тебе – не заблуждайся относительно меня.
Лицо Фейд-Рауты потемнело:
– Дядя, но…
– Ты будешь наказан и получишь урок, – сказал барон.
Фейд-Раута встретил насмешливый взгляд упоенных его бессилием глаз. «Итак, я должен запомнить эту ночь, – подумал он. – Запомнить через память иных ночей».
– Ты не можешь отказаться, – сказал барон.
«А что ты будешь делать, старик, если я откажусь?» – подумал Фейд-Раута. И понял: найдется и другое наказание, быть может, более тонкий способ поставить его на колени.
– Я тебя знаю, Фейд, – произнес барон. – Ты не откажешься.
«Верно, – подумал Фейд-Раута. – Теперь я нуждаюсь в тебе. Я понял это. Сделка наша заключена, но и ты будешь нужен мне не всегда. И… когда-нибудь…»
«Случалось мне сидеть перед многими правителями из Великих Домов, но борова толще и опаснее этого я не видел», – проговорил про себя Сафир Хават.
– Можешь быть откровенным со мною, Хават, – громыхнул барон. Он откинулся назад в гравикресле, утонувшие в жирных складках глаза буравили лицо ментата.
Старик уставился на полированную крышку стола, отделявшего его от барона, изучая узор. Даже такие мелочи следовало учитывать, имея дело с бароном, даже красные стены личного кабинета и слабый запах трав, скрывавший легкую вонь.