Дюна

– Никогда более не будет нам покоя, – сказал он.

– Усул, ты плачешь, – пробормотала Чани. – Усул, сила моя, ты снова жертвуешь воду мертвым? Кому же?

– Тем, кто еще жив, – проговорил он.

– Тогда пусть они пока пользуются жизнью, – сказала она.

В наркотическом тумане он почувствовал, как права она, и страстно прижал ее к себе.

– Сихайя, – повторил он.

Она прикоснулась к его щеке.

– Я больше не боюсь, Усул. Погляди на меня. Когда ты меня так обнимаешь, я вижу все, что видишь ты сам.

– И что же ты видишь? – строгим тоном спросил он.

– Я вижу, как мы любим друг друга… И мгновения спокойствия посреди бурь. Ведь для них мы созданы.

Наркотик вновь овладел им, Пол успел подумать: «Ты столько раз дарила мне утешение и забвение!» Он по-новому увидел этот высший свет, озаривший рельеф времени, увидел, как становится воспоминанием грядущее: ласковая низость физической любви, объединение и слияние тел и душ, мягкость и мощь.

– Ты из сильных, Чани, – пробормотал он. – Останься со мной.

– Навсегда, – ответила она и поцеловала его в щеку.

Книга 3

Пророк

Никто – ни мужчина, ни женщина, ни дитя – не был близок с моим отцом. Чувство, несколько напоминающее дружбу, он испытывал лишь к графу Хасимиру Фенрингу, своему товарищу по детским играм. О степени обратной симпатии графа Фенринга можно судить хотя бы по тому, что он-то и сумел замять подозрения Ландсраада, возникшие при рассмотрении арракийского дела. Это обошлось нам более чем в миллион соляриев специей – так говорила моя мать. Были и другие подарки: рабыни, ордена, титулы… Впрочем, есть и негативное свидетельство его дружеских чувств. Граф отказался убить человека… отказался, хотя мог сделать это, и отец мой отдал ему приказ. Но об этом потом.

Принцесса Ирулан. «Граф Фенринг – в профиль»

Барон Владимир Харконнен в ярости вылетел из своих личных апартаментов и понесся по коридору. Пятна вечернего света, прорывавшегося через высокие окна, плясали на его раскачивавшемся и трясшемся жирном теле.

Он промчался мимо личной кухни, библиотеки, маленькой приемной – прямо в переднюю, где находились слуги… В ней уже наступал вечерний покой.

Капитан охраны Нефуд развалился на диване, плоское лицо его оцепенело под действием семуты, в комнате раздавались странные взвизгивания семутических напевов. Его окружали собственные, готовые к услугам приближенные.

– Нефуд! – заревел барон.

Люди отшатнулись.

Нефуд поднялся, наркотик не выпускал его из своей хватки, на посеревшем лице читался испуг. Музыка семуты умолкла.

– Господин мой, барон! – произнес Нефуд голосом, не дрогнувшим лишь из-за действия наркотика.

Барон огляделся вокруг, замечая на лицах подобное же оцепенение. Вновь обратившись к Нефуду, он сказал шелковым голосом:

– И сколько же лет ты, Нефуд, капитан моей личной охраны?

Судорожно сглотнув, Нефуд отвечал:

– После Арракиса, милорд, уже почти два года.

– И ты всегда предвидел опасности и устранял их с моего пути?

– Таково было мое единственное желание, милорд.

– Тогда скажи, где Фейд-Раута?

Нефуд сжался:

– Милорд?

– Так, значит, ты не считаешь, что Фейд-Раута опасен для моей персоны? – вновь шелковым тоном спросил барон.

Нефуд облизнул сухие губы. В мутных от семуты глазах появился блеск:

– Фейд-Раута в квартале рабов, милорд!

– Снова с бабами, а? – Барон затрясся от еле сдерживаемого гнева.

– Сир, может быть, он…

– Молчать!

Барон сделал вперед еще один шаг, заметил, как люди отступили от Нефуда, чтобы гнев хозяина не обрушился и на них.

– Разве я не приказывал тебе во всякий момент в точности знать, где находится на-барон… и с кем? – Он сделал еще шаг. – Разве я не приказывал тебе ставить меня в известность всякий раз, когда он отправляется к рабыням?

Нефуд сглотнул, на лбу его выступила испарина.

Барон добавил ровным, почти лишенным выражения тоном:

– Разве я не отдавал тебе этих приказов?

Нефуд кивнул.

– Разве я не приказывал тебе проверять всех рабов, которых присылают ко мне… лично?

Нефуд снова кивнул.

– И, значит, ты случайно не заметил пятнышка на бедре того юнца, которого прислал сегодня ко мне? – спросил барон. – А если я…

– Дядя.

Барон резко повернулся и оказался лицом к лицу со стоявшим на пороге Фейд-Раутой. Появление здесь племянника… поспешность, читавшаяся на лице молодого человека (он не мог ее полностью спрятать)… все это говорило о многом. Значит, Фейд-Раута завел собственную систему слежки за ним, бароном.