Дюна. Первая трилогия

— Даже ваша Правдовидица, ваша гессеритка — и та трепещет, — добил Пауль. — Есть множество других ядов, пригодных для дел Преподобных Матерей, но — после того, как в игру включаются Пряность и меланжевый ликер, — все они теряют силу.

Старуха плотнее запахнула свои бесформенные черные одежды и выбралась из толпы к самому частоколу федайкинских копий.

— Приветствую Преподобную Мать Гайю-Елену Мохийям, — проговорил Пауль. — Давно же мы не встречались — помните Каладан?

Та посмотрела мимо него на его мать:

— Да, Джессика, я вижу, что твой сын — это и вправду ОН. За это тебе простится даже твоя мерзостная дочь.

Пауль подавил приступ холодной ярости и внешне спокойно одернул старуху:

— У тебя нет и никогда не было права прощать что-либо моей матери!

Старуха вперила в него глаза, встретив жесткий взгляд.

— Что ж, попробуй на мне свои трюки, старая ведьма! — сказал Пауль. — Ну, где твой гом джаббар? Попытайся взглянуть туда, куда ты не осмеливаешься смотреть, — и ты увидишь там меня! Я буду смотреть на тебя оттуда.

Старуха опустила глаза.

— Или тебе нечего мне сказать? — сурово спросил Пауль.

— Я ведь первой засвидетельствовала, что ты человек, — пробормотала она. — Не забудь этого… не запачкай память об этом…

Пауль возвысил голос:

— Посмотрите на нее, друзья! Вот перед вами Преподобная Мать Бене Гессерит, терпеливая в долгом деле. Она и ее сестры ждали — ждали девяносто поколений, чтобы гены сложились в должную комбинацию, которая в сочетании с определенными условиями породила бы того единственного человека, вокруг которого строились их планы… Смотрите, смотрите! Теперь она знает — девяносто соитий породили этого человека. И вот он — я… однако… я… никогда… не стану… делать… того, что нужно ей!

— Джессика! — завопила старуха. — Вели ему замолчать!

— Сама вели, попробуй, — ответила Джессика. Пауль бросил на старую Преподобную Мать яростный взгляд.

— За ту роль, которую ты сыграла во всем этом, — сказал он, — я бы охотно велел тебя удавить… И ты никак мне не помешала бы! — добавил он резко, видя, как она закаменела от ярости. — Но, по-моему, куда лучшим наказанием будет, если я оставлю тебя доживать твои годы без, возможности коснуться меня или хоть в чем-то склонить на выполнение ваших планов!..

— Джессика, что ты наделала?! — простонала старая Правдовидица.

— В одном вам не откажешь, — продолжал Пауль. — Вы увидели часть того, что необходимо расе… но как плохо увидели вы это! Вы думаете контролировать генетику расы скрещиванием и отбором немногих «лучших», согласно вашему «основному плану»! Как же мало вы понимаете…

— Ты не смеешь говорить о подобных вещах! — прошипела старуха.

— Молчать! — рявкнул Пауль, и это короткое слово, казалось, материализовалось в нечто плотное, метнувшееся в воздухе от него к Преподобной Матери, и это «нечто» было послушно воле Пауля.

Старуха отшатнулась, почти упав на руки стоявших позади. Ее лицо потеряло всякое выражение и побелело от силы полученного психического удара.

— Джессика, — прошипела она. — Джессика…

— Я запомнил твой гом джаббар, — сказал Пауль. — Помни и ты: одним лишь словом я могу убить тебя!

Фримены в зале понимающе переглянулись. Разве не говорила легенда: «И слово его будет нести смерть и гибель вечную всякому, кто пойдет против дела праведных»?

Теперь Пауль повернулся к высокой принцессе, стоящей подле своего венценосного отца. Не сводя с нее взгляда, он обратился к Императору:

— Ваше Величество, мы с вами оба знаем выход из создавшейся ситуации…

Император метнул взгляд на дочь и воззрился на Пауля.

— И ты смеешь?.. Ты! Авантюрист без рода и племени, никто, выскочка из дикой…

— Вы уже признали меня своим «уважаемым родичем»… Так что довольно вздора.

— Я твой государь, — напомнил Император.

Пауль взглянул на гильдиеров — те стояли теперь у передатчика лицом к нему. Один из них кивнул Паулю.

— Я ведь могу и заставить, — заметил Пауль.

— Но ты… вы… не осмелитесь! — как-то скрежещуще сказал Император.

Пауль только молча смотрел на него.

Принцесса коснулась руки отца.

— Отец, — проговорила она шелковисто-мягким, успокаивающим голосом.

— Не пробуй на мне свои штучки, — буркнул Император и посмотрел на нее. — Тебе не нужно делать это, дочь. У нас есть еще ресурсы, которые…

— Но этот человек достоин быть твоим сыном, — сказала принцесса.

Старая Преподобная Мать, к которой вернулось самообладание, низко склонилась к Императору и зашептала на ухо.

— Она просит за тебя, — заметила Джессика. Пауль все смотрел на золотоволосую принцессу. Тихо он спросил у матери:

— Это ведь Ирулан, старшая, да?

— Да.

Чани приблизилась к Паулю с другой стороны, спросила:

— Ты хочешь, чтобы я ушла, Муад'Диб?

Он взглянул на нее:

— Ушла? Я больше никогда не отпущу тебя от себя.

— Но… нас ничто не связывает… больше.

Несколько долгих мгновений он смотрел на нее… наконец сказал: