Он сотворил обычную при посещении иноков молитву. Ответа не было. Тогд а отец Павел вышел на крыльцо. Мимо шло в церковь несколько иноков. Отец Павел крикнул им: «Отцы и братия, слышен сильный дымный запах. Не горит ли что около нас? Старец, вероятно, ушел в пустыньку». Один из этих проходящих, послушник Аникита, бросился к дверям кельи отца Серафима и, сильно рванув ее, сорвал ее с внутреннего крючка. У самых дверей внутри кельи тлели холсты и другие вещи, распространяя дым. Так как на дворе день чуть начинал брезжить, а в келье света не было, то ничего нельзя было разобрать в темноте; старца не было ни видно, ни слышно. Братья думала, не отдыхаете ли он после ночного молитвенного подвига, и толпилась у порога, не смея войти внутрь. Чтобы погасить тлевший в вещах огонь, некоторые побежали за снегом и накидали его на эти вещи. Пока все это происходило, в больничной церкви своим чередом шла обедня. Уже запели «Достойно есть». В это время один мальчик-послушник, прибежав от кельи отца Серафима, оповестил некоторых о том, что там случилось; многие тогда поспешили к этой келье. Таким образом, собралось немало иноков. Монах Павел и послушник Аникита желали удостовериться, не отдыхает ли старец, и стали ощупью отыскивать его, и наконец дошли до него. Принесли зажженную свечу. Отец Серафим в обычном своем белом балахончике стоял на том месте, где обычно молился, на коленях, пред малым аналоем. Голова его была открыта, руки были крестообразно сложены; на груди висел медный крест — материнское благословение. Думая, что он уснул, утрудившись молитвою пред келейною своею святынею — иконою Богоматери Умиления, его стали осторожно будить. Но ответа не было: старец почил смертным сном. Его глаза были сомкнуты, лицо оживлено богомыслием и счастьем молитвы. Тело его еще было тепло.
Старцу омыли, по иноческому чину, чело и колени, облапили его, положили его в дубовый гроб, им самим давно приготовленный, и вынесли тотчас в собор. По завещанию старца, на грудь его положили финифтяную икону Преподобного Сергия. Быстро разнеслась повсюду весть о кончине благодатного старца. Вся окрестность собралась в Саров.
Та инокиня, которой накануне старец предсказывал: «Какой нынче будет новый год! Земля постонет от слез», — была в Сарове, когда старец скончался. По возвращении ее в Дивеев, одна инокиня спросила ее: «Что батюшка, здоров ли?» Та молчала. Спрашивавшая повторила вопрос. Та, помолчав, тихо сказала: «Скончался!» Инокиня закричала, заплакала и, как безумная, не благословясь, кинулась в Саров.
Если принять во внимание, что привязанность, которую возбуждал к себе отец Серафим, была безгранична, горяча, охватывала всего человека, его любившего, то станет легко понятным впечатление, произведенное его кончиною. Слово его, что земля «постонет от плача и рыдания», сбылось в полной мере.
Восемь дней тело стояло открытым, не только не подвергаясь тлению, но издавая благоухание. Тысячи народа сошлись в Саров из окрестностей и ближайших губерний. В день отпевания от множества народного в соборе стояла такая жара, что местные свечи у гроба тухли от жары. В то время послушником в Сарове был человек, впоследствии бывший архимандритом (Митрофан) и занимавший должность ризничего Александро-Невской лавры. Он засвидетельствовал такое явление. Когда духовник хотел положить в руку отца Серафима разрешительную молитву — рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие иноки, видя это, были поражены изумлением. Не было произнесено над гробом его поучений. Но память о необычайной его жизни, да напевы песен церковных, им столь любимых, были красноречивее всяких поучений.
Над местом упокоения старца впоследствии был воздвигнут усердием Нижегородского купца Сырева чугунный памятник в виде гробницы; на памятнике надпись: «Жил во славу Божию»…
Замечательны два обстоятельства, последовавшие за кончиною старца Серафима.
2 января, окруженный иноками, выходил от заутрени знаменитый подвижник, игумен Глинской пустыни Филарет. Указывая на необыкновенный свет, видный в небе, он произнес: «Вот так души праведных возносятся на небо. Это душа отца Серафима возносится!»
Знаменитый благочестием своим архиепископ Воронежский Антоний был тоже необыкновенным способом извещен о кончине старца Серафима. В то время в Воронеже находился помещик Николай Александрович Мотовилов, который был раньше исцелен отцом Серафимом — исцеление, составляющее одно из величайших чудес старца.
Вот что пишет Мотовилов в своих воспоминаниях о дне 2 января 1833 г.
«2-го января 1833 года, в этот же день вечером услыхал я от высокопреосвященного Антония, что батюшка отец Серафим в ночь на этот день, во втором часу за полночь скончался, о чем он сам ему, явясь, очевидно, возвестил. Архиепископ Антоний сам тот же день соборно отслужил по старце панихиду». При дальности расстояния между Саровом и Воронежем, конечно, не могло быть и речи о каком-нибудь естественном способе передачи в Воронеж к вечеру известия о том, что произошло в утро того же дня.