Естественно, что стандартной посмертной записки со словами «В моей смерти прошу винить гражданку К.» было недостаточно. Требовалось подробное описание всего, что произошло. Как Поршнев ручку и листок бумаги в своей хате искал, это тема для отдельной песни – он подробно рассказал, а Водянкин все в протокол занес. Но нас это сейчас не волнует. Дело в том, что как его в киллеры нанимали, это Поршнев достаточно четко вспомнил, а вот когда дело дошло до исполнения, – ничего нет! Заклинило. Вроде мужик с фотографии с проломленной башкой перед глазами маячит, а где Поршнев его убивал, как… Ну, не помнит он момента убийства и все тут!
– Ты Володя хорошо рассказываешь, только длинно очень, – ласково заметил Баринов. – Лучше сразу скажи, догадался Поршнев проверить? Сходить по адресу, который ему якобы Котельникова дала?
– Почему «якобы»? Котельникова и дала, он же ее опознал.
– Ты протокол опознания читал?
– Это не совсем протокол. Водянкин, как обычно, напортачил. Просто Поршнев сидел в комнате, давал показания, а когда Котельникова вошла, он вскочил, пальцем на нее указал и заявил: «Это она и есть! Та самая баба, что меня нанимала мужа прикончить!» Вот и все опознание.
– Прелестно, – пробормотал Гоша.
– Водянкин, конечно, кретин, – слегка надулся Володя, – кто спорит? Но Поршнев, тем не менее, Котельникову узнал. И очень уверенно, с первого взгляда. И перстень ее, и мужик на фотографии – ее муж. Так какое здесь может быть «якобы»?
Поскольку никто ему не ответил, Стрешнев опять заглянул в свои записи и продолжил:
– Адрес был записан на обороте фотографии Котельникова. Я думаю, только поэтому он у Поршнева сохранился. Так что отправился наш киллер-самоучка на место предполагаемого преступления. Сначала у ребятишек, что во дворе играли, попытался выяснить, мол, хоронили сегодня кого? Пацаны посмеялись над ним, но сказали, что ничего такого не было.
У Поршнева надежда появилась. Сел он во дворе на лавочку и стал ждать. А пока ждал, прикидывал, как быть, если все-таки он убил Котельникова. И по всему у него выходило, что лучше будет пойти самому в милицию и сдаться. Добровольное признание, чистосердечное раскаяние и все такое… глядишь, и не дадут очень много. В конце концов, и в тюрьме люди живут. А там, глядишь, амнистия или за хорошее поведение условно-досрочное освобождение выйдет.
Одним словом, сидит, с волей прощается, свою тюремную жизнь вперед расписывает… Когда Поршнев увидел Котельникова, как тот живой и невредимый домой идет, то чуть в обморок не упал. Хотел на шею ему кинуться, да с лавки подняться не смог. Но в голове у него настолько мысль о добровольном признании засела, что отдышавшись, он прямо оттуда, со двора, в милицию отправился. А поскольку дорога проходила мимо пивного ларька, немного задержался. Надо же было отпраздновать. И уже семнадцатого, с утра – по его меркам «с утра», разумеется, к нам явился. Вот, собственно, и вся история.
Володя допил чай и начал искать куртку.
– Что за черт? Она же здесь, на стуле была, точно помню!
– Я в шкаф убрала.
Нина открыла створки, и Стрешнев заметил рядом со своей потертой одежкой мое золотистое чудо.
– Ух, ты! Это кто же у вас так прибарахлился? – коротким взглядом он оценил длину плаща и повернулся ко мне: – Твое приобретение, Маргарита?
– Мое, – призналась я. И даже быстренько примерила – хвастаться обновкой мне еще не надоело. – Как?
– Шикарно! – похвалил Володя. – Где брала?
– На Губернском рынке. Там на втором этаже, в самом конце есть такой…
– Подробности непринципиальны, – перебил он. – Главное я усвоил: на Губернский ближайший месяц мою Наталью пускать нельзя, сдоньжит. Спасибо за ценную информацию.
– Мы в расчете? – ехидно осведомился Гошка.
– И не мечтайте! – отрезал Володя. – Расплачиваться вы пока не начали.
Он прихватил горсть крекеров и умчался по своим делам.
Баринов молча перебирал оставленные Стрешневым листочки с записями. Мы с Гошей ждали. Наконец, шеф поднял голову.
– Ладно. Ничего нового мы не узнали. За исключением того, что бомж оказался не бомжом, а просто алкашом. По крайней мере, это упрощает его поиски. Рита, вот адрес, поезжай к нему, поговори. Гоша, ты продолжай трясти сотрудников Воронцова.
– А с Котельниковыми что? Или Рита одна будет вести?
– Пока одна. А ты не тяни – быстрее сделаешь, быстрее освободишься, быстрее к ней присоединишься.
Гоша помялся, потом неуверенно попросил:
– Сан Сергеич, может, я хоть к Поршневу вместе с ней съезжу? Не хочу Ритку одну к этому алкоголику отпускать! Дело недолгое, мы до обеда обернемся! А мне спокойнее. Потом сразу за Воронцовскую команду возьмусь, честное пионерское!
– Хм, – шеф перевел взгляд на меня. – Ты как, не обидишься, если на визит к Поршневу я тебе охрану выделю?
– Да что ж я, совсем глупая, обижаться! – искренне ответила я. – Мне с Гошей тоже спокойнее.
– Значит, так и сделаем.