Для кого цветет лори

Оникс затихла, положила голову ему на грудь. Теплое дыхание на коже. Ее пальцы касаются ключицы. Его ладони на узкой женской спине. Два тела, соединенные в одно. Он смотрел на синий балдахин кровати и думал, что все, к чему он шел, бессмысленно. Столько лет, столько усилий. Все перестало иметь значение.

Нет, женщины не меняют мужчин. Они просто показывают им что-то неизведанное, заменяют инстинкты чувствами, они пробуждают в простом и понятном сложное и тайное, притягательное и запретное. Заставляют хотеть чего-то иного. Того, чего нельзя получить без них. Без нежного женского тела, без добровольной улыбки, без нежности. Они смеются над черно-белым мужским миром и выливают в него целые ведра красок, слишком ярких, слишком разных. И, показав все это многоцветие, говорят: сможешь теперь вернуться в свой серый мир и снова верить, что можно жить лишь в черно-белой палитре?

Сможешь? Живи.

Оникс вздохнула и приподнялась, заглядывая ему в лицо. Хотела что-то сказать. Или спросить. Они замерли, связанные тишиной и хрупким неназванным чувством. Но завыл на башне сигнальный рожок, разбив молчаливое понимание. И Лавьер перевернулся, разрывая объятия, торопливо подобрал свою одежду.

— Никуда не выходи. Поняла меня?

— Что случилось? — Оникс постаралась скрыть горечь разочарования.

— На дворец напали. — В его глазах загорелось мрачное предвкушение. — О тебе позаботятся. Что бы ни случилось. Не бойся.

— Что бы ни случилось? — она смотрела на него не отрываясь. Села на кровати, прижала к груди покрывало. В коридорах уже слышались топот и лязганье оружия, где-то закричали. Уже через пару минут Лавьер был полностью одет, пристегнул оружие, шагнул к двери. Помедлил мгновение. Обернулся.

— Самое время начинать молиться, Оникс, — усмехнулся он. — Чтобы я не вернулся. Ведь этого ты просишь у небесных?

И вышел.

Оникс услышала его голос, отдающий распоряжения уже за дверью, и не могла пошевелиться. Тело сковало оцепенением, болью. Злые слова, что она бросила ему в лицо, вернулись бумерангом и ударили наотмашь.

Сколько еще они будут приближаться и ранить друг друга? Это словно танцы с кинжалами: приближение — и укол, приближение — и порез… кто первый упадет, истекая кровью?

Она откинула покрывало и встала.

В теле все еще была сладостная истома, а душа снова болела.

И лори цвел, наполняя комнату нежным запахом.

* * *

Кристиан уже был на стене, Баристан и Льен поднимались.

— Что здесь?

— Наш друг Анрей, — Дух усмехнулся.

— Ну наконец-то, — Баристан повертел головой, разминая шею. — Я уже устал ждать. Думал, он никогда не решится.

Мужчины обменялись ухмылками.

— Сколько их?

— Сейчас посмотрим.

Кристиан вытянул руку, спуская с локтя сокола. Птица взлетела, и глаза мужчины затянулись дымкой, задвигался под пленкой черный зрачок. Кристиан наполовину слился со своим питомцем.

— Пешие — три взвода. Конница… на флангах — маги…

Он перечислял, рассматривая подступы к дворцу с высоты птичьего полета.

— Флаги Шорского князя, — Баристан указал на зеленые полотна, перекрещенные синими линиями. — Быстро он их уговорил, сволочь.

— Кристиан, видишь Итора? — Лавьер приложил к глазам увеличительную трубу.

— Да, — голос Сумеречного звучал отрывисто, надрывно. — На нем столько побрякушек, что только слепой не заметит. Он рядом с главой рода.

Ран увидел, как Итор отдал приказ, и лучник натянул тетиву, целясь в кружащего сверху сокола.

— Кристиан, возвращайся!

Дух прервал контакт без вопросов, и вовремя: птица заклекотала и рухнула вниз, сбитая болтом. Кристиан сжал зубы. Он всегда тяжело воспринимал смерть своих птиц, а в слиянии это еще и опасно, разум может погибнуть вместе с соколом.

— Ран Лавьер, — усиленный магией насмешливый голос долетел до тех, кто стоял на стене. Анрей Итор улыбался, глядя на них сквозь ряды воинов в зеленых мундирах и псов — в черных. — Ты удивительно живуч. На этот раз я убью тебя окончательно. Предлагаю сдаться, и, возможно, я оставлю тебя в живых…

Кристиан улыбнулся Рану. Баристан усмехнулся. Льен провел пальцем по шее.

— Огонь, — сказал Лавьер.

Туго сжатые пружины распрямились, спуская пусковой механизм многочисленных ковшей, что были укреплены на стене. В воздух взлетели черные сгустки и от трения вспыхнули синим пламенем, обрушиваясь на стоящих внизу воинов огненным дождем.

— Щиты! — скомандовал Итор почти одновременно с Раном.

Воины закрылись, образуя крышу из металла, на которую посыпались горящие комки.

— Урод, — выругался Баристан.

Ран пожал плечами. Это было тоже ожидаемо. Итор учился вместе с ними и был хорошим учеником. Они все изучали тактику боя. К тому же Анрей успел изучить и тех, кто сидел с ним в одной ученической.

— Льен!

Маг встал на колени, подобрав полы своего фиолетового одеяния, раскинул ладони. Его глаза наливались краснотой, и вместе с этим усиливался ветер. Он зародился под ладонями императорского мага и помчался вниз, разрастаясь, набирая силу, завывая раненым зверем. И уже у земли этот ветер стал смерчем, снося стройные ряды воинов, вырывая щиты, подкидывая их и швыряя сверху.

— Стоять! Ни с места! — орал Итор.