Для кого цветет лори

Ран посмотрел на небо, словно происходящее в долине его интересовало меньше, чем наползающие с запада тучи. Кристиан успокаивающе погладил сокола, сидящего на перчатке. Птица беспокоилась, вертела головой в клобучке. Что-то ее тревожило, и успокаиваться сокол не желал даже от прикосновений хозяйской руки. Впрочем, Кристиана это что-то тоже беспокоило. Вернее, кто-то. Человек, что стоял рядом, бесстрастно наблюдая приближение врагов. Он покосился на айда и вновь перевел взгляд в долину.

— Я не вижу Итора.

— Может, эта сволочь где-нибудь за спинами? Шкуру бережет? — Баристан приложил ладонь к глазам.

Лавьер покачал головой. Он слишком хорошо знал Анрея, и его отсутствие на поле битвы Лавьеру не нравилось.

Их сторонники — псы и часть армии — стояли под холмом, ожидая сигнала к атаке.

— Пожалуй, пора. — Лавьер наконец оторвал взгляд от свинцовых туч над головой. Баристан кивнул. Кристиан промолчал. Прощаться у Сумеречных не принято, даже отправляясь на верную смерть. А в том, что она неизбежна, никто и не сомневался — противник значительно превосходил численностью. Оставалось лишь надеяться, что все они сумеют забрать с собой достаточное количество врагов, чтобы было не стыдно стоять перед Вратами.

— Закройте фланги, — скомандовал аид псам, и те, молча кивнув, разошлись.

Звук рожка разнесся над долиной, взревели медведи, получив шпоры в бока, и понеслись вперед. Ран поднял ладонь. За его спиной сосредоточилось основное ядро, лучники заняли позицию сверху, тетивы дрожали в напряженных руках. Но было рано… Ран ждал. Смотрел уже без трубы, сдерживая фыркающую лошадь, и ждал. Уже видел оскаленные пасти медведей, уже совсем близко алели шлемы чиарцев. Воины за его спиной стояли безропотно, недвижимо, словно монолитная стена.

И когда из-под холма, с двух сторон, показались отряды во главе с Кристианом и Баристаном, Ран наконец опустил ладонь.

Зайдя сбоку и сзади, они окружили неприятеля, взяли в кольцо, захлопнув подготовленную ловушку. Это был единственный шанс пусть не на победу, но хотя бы на достойное сопротивление.

И тут же полетели болты и стрелы, пробивая медвежьи головы и человеческие тела.

— Вперед! — отдал приказ Лавьер.

— Вперед!!! — выкрикнул командующий чиарцев.

…Смерть и кровь… Его жизнь. Удары клинка, отрезанные руки, головы, вспоротые животы и проткнутые глазницы. Он радовался. Ран шел вперед, резал, колол, уклонялся, вбивал кулаки в тела, с хрустом дробил кости, и снова резал… за его спиной уже тянулся кровавый след, мешанина из человеческих останков. И дар бился внутри, просясь наружу, беря контроль над разумом. Аид не отпускал лишь по одной причине — хотел насладиться битвой, хотел сполна ощутить и прочувствовать эту бездну.

Он хотел убивать.

Где-то внутри жило мрачное удовлетворение, почти наслаждение. В центре всеобщей боли, в какофонии криков и рева, в море крови не так слышны собственные мысли. И образ, что сводит с ума, заслоняется картиной смерти. Эта картина привычна и понятна, здесь все просто — убить, прежде чем убьют тебя. И Ран желал погрузиться в убийство, найти в нем если не успокоение, то хотя бы забвение. Напиться войной так, чтобы отказал разум и проклятая раяна прекратила быть его наваждением. Пусть в его голове царит боль и ужас, пусть он слышит вопли умирающих, пусть видит агонию и хаос…

Дар вырвался, когда воин в красном шлеме зацепил Рана кусаром — цепью с лезвием на конце. На руке взбухла кровавая борозда, и Лавьер рассмеялся. Развернулся. Отбросил клинки.

Время пришло.

— Сдохни, пес! — чиарец снова раскрутил цепь. И упал, хрипя, к ногам айда.

— Уже, — хрипло отозвался Лавьер. Дар бился вокруг него, заворачиваясь черной воронкой. Больше не было нужды смотреть в глаза. Не нужно было приближаться. Все, что надо было сделать, — отпустить. Позволить бездне вырваться наружу и покатиться вперед черными сгустками, пожирая все на своем пути.

То, что соотношение сил изменилось, противник понял не сразу. А когда осознал…

— Уходим! Назад!!! — чиарцы орали, псы совета падали молча. Медведи ревели, пытаясь сбросить с себя седоков и избежать ужасающей черной силы, что забирала жизни. Люди пытались бежать, как и звери. Но бежать было некуда. За их спинами стояли Баристан и Кристиан с лучниками… Тридцать тысяч воинов выли, лезли на скалы, бросались на мечи и оказывались под лапами собственных медведей, обезумевших и уже не слушающихся ни железной уздечки, ни кованых шпор. С вершины скалы за побоищем наблюдал главенствующий совета империи, и лицо его сравнялось цветом с серым стягом его рода. За ним белели лица чиарского принца и нескольких командующих. Ран повернул голову, посмотрел в их сторону. Он мог бы убить даже отсюда, но он лишь смотрел на тех, кто не желал признавать его власть.

Главенствующий медленно кивнул и опустился на колени. Ран усмехнулся. И, развернувшись, пошел к скалам, оставляя за своей спиной самую ужасающую демонстрацию силы, которую только знала империя.