Для кого цветет лори

– Может, я пытаюсь изменить мир? – Лавьер снова усмехался. – Или мне просто скучно. Какая причина тебе нравится больше, Оникс? – он потянулся к графину с водой, блеснула в луче солнца хрустальная крышечка. Сделал глоток. – Я могу рассказать тебе о том, что моя цель благородна, и я хочу дать империи достойного правителя на благо и процветание народа. А могу сказать, что мне плевать и на благородство, и на этот мир, я просто развлекаюсь, потому что мне нравятся смертельные игры. Война – чем не занимательная игра? – он смотрел на нее с насмешкой. – Так какой вариант ты выбираешь?

– Я тебя не понимаю, – раяна хмуро покачала головой. – Зачем тебе я? Зачем? Ты сделал меня рабыней…

– Я сделал тебя правительницей. И спас твою жизнь.

– Это не оправдание! – Оникс сжала кулаки.

– А я и не оправдываюсь, – усмехнулся Лавьер.

– Ты поставил мне клеймо, – обида заставила ее кусать губы.

– Ты вынудила меня сделать это.

– Вот как, – раяна горько улыбнулась. – Неужели? Значит, я сама в этом виновата?

Он поднялся, отошел к окну.

– Мне жаль, Оникс. Но тебе пора понять, что на любое твое действие мне придется ответить. – Ран посмотрел через плечо. Лицо словно маска, ни одной эмоции. – Тебе не стоило убегать. Ты знала, что мне это не понравится.

Она сжала кулаки, до ужаса желая вцепиться ногтями ему в лицо, сделать больно. И аид словно понял, подошел ближе, склонил голову.

– Ударить хочешь? – он смотрел так внимательно, словно пытался заглянуть ей в душу. – Ударь. Я не буду сопротивляться.

Оникс вскинула голову, испытывая невероятное искушение сделать это. И отодвинулась.

– Это ты все решаешь силой и болью, Ран, – отвернулась она. – Но я не ты, к счастью. И я не твоя собственность, понял?! Никогда не была и не буду. Даже если ты вденешь мне в язык кольцо, как тем рабыням из сада наслаждений!

– Неплохая мысль, – он медленно улыбнулся, и Оникс едва сдержалась, чтобы все-таки не влепить ему пощечину. – Я подумаю над этим. Насколько я помню, это приятно. Когда у женщины на языке камушек. А она передо мной на коленях.

Оникс снова до боли сжала кулаки, ощущая желание разбить это насмешливое лицо. Приятно? И осеклась, поняв, что за чувство только что испытала. Ревность. Небесные заступники! Она ревнует, думая о том, кто доставлял ему удовольствие с кольцом в языке!

Ревнует того, кто поставил ей клеймо! Это… ужасно.

Прищурилась, словно дворовая кошка.

– Знаешь, о чем я мечтала, пока тебя не было? Чтобы просто никогда больше не пришел. Чтобы не вернулся. Чтобы тебя однажды не стало, Ран. Как считаешь, хорошая мечта?

Он поднял ее подбородок, заставлять смотреть себе в глаза. Темные глаза безумца. Слишком спокойное лицо. Слишком злые глаза.

– Надеешься, что меня убьют?

Она пожала плечами.

– Если меня убьют, сюда придут стражи совета. Вломятся, выбив сапогами двери. Знаешь, что они сделают с тобой, раяна?

Она снова пожала плечами и заставила себя улыбнуться. Получилось криво, но все же…

– И что же? – сказала она. – Главное, это будешь не ты.

На миг ей показалось, что он сейчас все-таки убьет. Задушит, столько ярости было в мужских глазах. Но взгляд Оникс так и не отвела, так и смотрела в его застывшее, словно камень, лицо.

– Тогда молись лучше, Оникс, – Лавьер погладил пальцем ее щеку. Нежно, чуть прикасаясь. Как гладят самое ценное, что есть в жизни. – Молись небесным, чтобы твое желание исполнилось и меня убили. Желай удачи и помощи заступников тому, кто сможет воткнуть сталь мне в грудь. – Какие нежные пальцы, какое спокойное лицо. Только на самой глубине глаз плещется что-то такое, отчего Оникс хочется рыдать навзрыд. – А что касается клейма…

Усмехнулся, вернулся к камину. Снял с пальца кольцо из антанита, прихватил щипцами и положил на угли.

– Что ты делаешь?

– Тебя злит боль, которая уже прошла, ведь так? И буквы на твоем плече. – Кольцо раскалилось докрасна. Лавьер закатал рукав рубашки, обнажая левое запястье, исчерченное множеством белесых шрамов.

– Ран? – она внезапно испугалась так, что стало нечем дышать. И сама не поняла чего…

Лавьер сжал раскаленное кольцо, обмотав пальцы тряпицей. И прокатал его по коже запястья, с силой вдавливая в свою руку, до запаха паленого мяса, до крови и красной обугленной корки. Оникс прижала ладонь к губам, сдерживая вскрик.

Ран поднялся, бросил кольцо в графин с водой, и оно зашипело, остывая. Протянул раяне руку, и она увидела… внутри ожога было слово. Имя. Ее имя. Он сделал на кольце гравировку, какие наносят на фамильные кольца, чтобы ставить оттиск на рабах или воске писем. И теперь на его руке багровело клеймо. – Так тебе будет легче, Оникс? – его голос звучал сипло.

Она подняла на него ошарашенный взгляд. Лицо у Рана было спокойным, лишь снова билось за зеленью глаз какое-то чувство – болезненное, пугающее.

– Здесь ты тоже можешь выбрать, какой вариант тебе нравится, дорогая, – усмехнулся Лавьер, отворачиваясь. – У меня теперь клеймо с твоим именем, там, где его может увидеть каждый. И что это значит, раяна?