Для кого цветет лори

Оникс тяжело вздохнула. Ну хоть что-то. Честно говоря, затевая этот завтрак, она не рассчитывала и на такие уступки. Прислужницы поспешили скрыться за дверью, еще раз доказав, кто является реальным хозяином в этом дворце. Ран взял дольку фрукта, поднес ее к губам Оникс. Слизал капельку сока, капнувшую на ее подбородок. Раяна покачала головой.

– Ран! Я хочу поговорить.

– Поговорить? – еще одно движение его языка на коже.

– Да! – Оникс попыталась отстраниться, борясь и с ним, и со своим телом, которое уже отозвалось на мужскую ласку. – Я хочу поговорить! Хочу узнать о тебе что-то помимо того, как ты убиваешь или…

– Или? – теперь его глаза откровенно смеялись.

И Оникс застыла, глядя в эту невозможную зелень, посветлевшую от смеха. Не совсем понимая, что делает, она подняла руку и провела по его щеке. От ресниц по скуле и до твердых губ. Осторожно, едва касаясь. Так трогают слепые, пытаясь «увидеть» чужое лицо. Увидеть внутри себя, на внутренних веках. Увидеть и запомнить.

Или влюбленные.

И Ран застыл, даже дыхание замерло на его губах. Он напрягся, ловя эту ласку, боясь спугнуть ее, тая желание податься к ее руке, словно зверь.

– Я хочу узнать тебя, – тихо сказала Оникс. – Расскажи мне.

– Что?

Он все-таки поймал ее руку губами, тронул тонкие пальцы.

– Что угодно. О себе, своей жизни.

Ран молчал, задумчиво прижимая ее руку к своим губам.

– Не хочешь? – осторожно спросила Оникс.

– Хочу, – вздохнул Лавьер. – Но… Я не знаю, что рассказать тебе. И это странно. Мне всегда казалось, что моя жизнь наполнена событиями, действиями, людьми… А сейчас я перебираю все это и понимаю, что мне совершенно нечего рассказать тебе. Словно я и не жил… Не могу найти ничего, что тебя не испугало бы или не отвратило. Пытаюсь посмотреть на свою жизнь твоими глазами и понимаю, что лучше бы тебе ничего о ней не знать.

Оникс снова провела ладонью по его лицу. Она оценила то, что он сказал.

– Тогда расскажи о своем детстве.

– Это тоже не слишком радостная история.

– Все равно расскажи. Сколько тебе было, когда ты попал в цитадель?

– Ты упрямая, раяна, – он снова улыбался. – Ну хорошо. Мне было шесть.

– Тебе было страшно? – она не удержалась и снова провела ладонью по его щеке.

Ран прищурился, словно кот.

– Пожалуй, – протянул он. – Немного. Хотя скорее – интересно. Я был рад пробуждению дара и тому, что меня везут в Долину Смерти.

– Не могу представить тебя ребенком, – Оникс поерзала, устраиваясь удобнее на его коленях. – Совсем не могу. Даже подростком. Дети – они слабые, нежные, трогательные. А ты словно камень…

– Ты говоришь об обычных детях, – Лавьер усмехнулся. – Сумеречные даже в детстве не слабые и не трогательные, поверь мне. Слабые в цитадели не выживают.

– Это ужасно, – она хмурилась, неосознанно чертя линии на его груди, обтянутой тонкой рубашкой. – Так не должно быть. У детей должно быть детство, а не выживание!

– Такое детство не может подготовить к жизни Сумеречного. А то, что дают в цитадели, может.

– То есть тебе не жаль? – Оникс смотрела на него во все глаза. – Не жаль, что твоя жизнь была такой?

Ран покачал головой.

– Я не жалею. Ни капли. И благодарен цитадели, раяна. Я стал тем, кто я есть, благодаря ее урокам. Я не жалею о прошлом. Жестокость – это оправданная необходимость, Оникс. Сумеречные – оружие империи, они не имеют права быть слабыми. Тех, кто не способен быть оружием, лучше уничтожить сразу, до того, как они дадут слабину в важный момент.

– Это чудовищно!

– Нет, – Ран покачал головой. – Это необходимо.

– Как и убийство тех людей, после Ритуала Теней? – тихо спросила Оникс. Ее ладонь замерла, и Ран снял ее со своей груди, поднес к губам. И поцеловал пальцы с такой нежностью, от которой у Оникс защемило сердце. И которая совсем не вязалась с мгновенно ставшим жестким взглядом.

– Да.

И все. Просто «да». Ни оправданий, ни объяснений, ни попыток внушить ей, что он прав. Просто «да». И ей оставалось с этим лишь смириться.

Оникс закусила губу, отвернулась. Да, отношения с ним точно не будут простыми. Но они оба так устали воевать…

Его губы целовали раяне пальцы, каждый в отдельности, нежили ее ладонь.

– Моя очередь задавать вопросы, – негромко сказал Лавьер. – Теперь поговорим о тебе, Оникс.

Она пожала плечами, скрывая улыбку. Привычка приказывать, похоже, въелась Лавьеру в кожу.

– Ничего интересного. Я была самой обычной девочкой. Непоседливой и чрезмерно любопытной, как утверждала Марвея. Любила гулять на скалах. – Она слегка оживилась, вспоминая. – Там была пещера. За Обителью, но я лишь видела ее, а добраться не могла, скалы обросли скользким мхом и были почти отвесными. А я хотела добраться! – девушка улыбнулась. – Думала, что там спрятано драконье золото и если я его достану, то мы сможем отремонтировать Обитель, а еще накупить в долине всяких вкусностей. – Она тихо рассмеялась. Лавьер смотрел не отрываясь, боясь пошевелиться. Оникс была такой… расслабленной. На ее губах блуждала улыбка, а в глазах светилась радость воспоминаний. И ему нравилось смотреть на нее такую.