Дмитрий Донской. Искупление

Тиун поклонился и пошёл, крестясь. Дмитрий видел через дверной притвор, как он устало раскидывал руки, касаясь на переходе стены, так же устало перешагивал высокий порог, выходя на рундук. "Вот кто пожилой..." подумал Дмитрий, затворил дверь и отправился к постели, устроенной в красном углу, изголовьем к иконам. На ходу он глянул в тёмный омут окошка и не увидал ни вблизи, под самым Кремлем, ни вдали, на посаде, ни единого огня. Глухо спала Москва последнюю ночь перед первой в её истории казнью[78].

* * *

Сразу после заутрени, ещё и солнце не обсушило крыши, а три полка: великокняжеский стремянной, полк пасынков и полк тоже детей боярских уже были в сёдлах. Слышалось что-то тревожное в ржании коней, выкриках сотников, в говоре толпы, набежавшей в кремлёвские церкви к заутрене да так и оставшейся в стенах. Смятение людское перекинулось на скотину, и вот уж нарастал в закутах кремлёвских дворов визг поросят, а из-за реки накатывало коровий рёв.

Дмитрий слышал всё это через растворенные окна, пока переодевался. Поленин вытащил из сундука богатый наряд: новые красные сапоги с серебряными подковами, зелёного оксамита порты и того же цвета кафтан, шитый серебряной канителью. На плечи Поленин набросил Дмитрию алое корзно (любил это делать Поленин). Нынче он ни словом не обмолвился о Ваньке, хоть всю ночь не давали ему покою Вельяминовы — просили-молили, подносили дорогой посул и довели до того, что сам он согласился бы лечь под топор, но просить великого князя о помиловании не стал.

— Изготовлен ли конь? — задал Дмитрий праздный вопрос, зная точно, что конь готов с вечера, спросил для того, чтобы покладник понял: князь не держит зла за вчерашнее.

— Подуздный вывел под злащёным седлом, батюшка...

Дмитрий появился на рундуке и услышал издали нарастающий вал голосов то неслось с соборной площади, откуда увидали его посадские люди. Он спустился вниз, где стояли тесной толпой ближние бояре, кроме Вельяминова, и направился было к коню, что вели ему навстречу, но вдруг остановился. Перед ним, растеснив толпу бояр, вырос во всю свою телесную мощь Григорий Капустин. Дмитрий и бровь не успел вскинуть от удивления, как богатырь, недавно повёрстанный званием тысячника, пал на колени, смерду подобно.

— Великой княже! Не посрами имя моё! Не дай пасти на весь род мой чёрному проклятию — не вели мне поганить руки свои казнью Вельяминова!

Это было совсем неожиданно. Тут уж прибежали от Беклемишевых и довели, что Ваньку вывели из башни и, связанного, закинули в телегу. А что дальше и сам великий князь не ведал, ибо стоял на распутье.

— Вельяминовых опасаешься? — спросил Дмитрий.

— Никто мне не страшен! — решительно воскликнул Капустин, всё ещё стоя на коленях, пачкая парчовые порты землёй. Дмитрий хорошо знал, что это так, что робость не селилась в сердце этого верного слуги и первого богатыря на Москве.

— Ты за великого князя не желаешь руку поднять? — пошёл Дмитрий на последнее средство, но и тут Капустин нашёлся:

— За тебя, Митрей Иванович, рад живот положить в брани лютой с любым врагом. Повели — и выйду один супротив сотни, дух испущу и не устрашуся! Токмо не вели... Молю тя, княже, не дай сгинути душе слуги своего! Не несут меня ноги на Кучково поле. Мне краше в колодец кинуться, нежели обагрить руку кровью православного. Прости мя, княже, отыми у меня все деревни и земли, как у Ваньки Вельяминова, голову отруби — то за счастье почту, нежели сам рубить стану...

Дмитрий хотел перешагнуть через павшего на землю Капустина, но такую гору не перешагнёшь, и он в растерянности пнул его ногой.

— Поди прочь, дабы очи мои тя не зрели! — вдруг воскликнул Дмитрий, теряя самообладание. — А вы чего выстоялись, взоры утупя? — повернулся он к толпе ближних бояр. — Кто тут на руку скор? Кто из вас, из бояр, готов показать службу свою? Кто покажет службу сию — даю все деревни Ванькины, все сёла со присёлками, кои поял я за собой. Кто? Молчите, воды в рот набравши! Крови страшитеся? Ручки измарать страшитеся? А кто из вас, из бояр, али из ваших отцов тысяцкого Алексея Хвоста умертвил? Кто решился на то во мраке рассветном вон на той, на Соборной площади? Не вы ли? Приумолкли! Не сын ли боярской убил великого князя Андрея Боголюбского? То-то!

Но тут Дмитрий понял, что сказал лишнее: Боголюбского кровь пролилась за кровь отца и сына Кучки[79]... И, вспомнив это, пригасил великий князь взор свой и тяжело приблизился к коню. Отстранил было подуздного и хотел молодцевато вскочить в седло, но почувствовал слабость. Стремянной гридник ловко поставил оковренный приступ, и Дмитрий, едва ли не впервые, не пренебрёг им, а ступил на него, вдел ногу в стремя и медленно сел в седло. Бояре кинулись было к своим коням, но Дмитрий строго остановил:

— Чего бородами затрясли? Бежите — седые власы, будто перо куриное, трясёте на стороны, а чтобы совет великому князю дать — нету вас! Где найти мастера заплечных дел?