Дмитровское шоссе

Мне уже много лет. Я чувствую, что скоро умру. Но я всегда радовался нашим встречам — может быть, потому что ты походишь на моего племянника Франца-Густава. Признаюсь также в небольшой слабости: водка и икра, которые ты привозил, были превосходными. Но и я приготовил для тебя сюрприз. Правда, тебе придется заплатть за него — ты ведь знаешь, что мы, немцы, скуповатый народ! Мой второй племянник, Краузе, научит тебя обращаться с ним и расскажет его историю. Я помню беседы о медведе и об ирландце, поэтому принял меры чтобы ничего подобного с тобой не случилось. Послушай совета старика — никогда не давай волю сомнениям, это дорого обходится. Даю тебе слово: мой сюрприз — единственный в Европе и вряд ли будет продаваться здесь вообще. Уверяю тебя, ничего подобного ты не видел. Письмо отдай Краузе. Он уничтожит его при тебе.

17 января 1978 года. Любящий тебя Иоахим.»

Олег Степанович вложил письмо в конверт и вернул его Краузе.

Лишь сейчас он заметил, какими холодными и жесткими глазами смотрит на него новый хозяин магазина.

— Кем был Франц? — спросил Олег Степанович, уже догадываясь каким будет ответ.

— Капитаном рейхсвера, — бесстрастно ответил Краузе. — Мой двоюродный брат погиб на Восточно фронте.

«Только не давай волю сомнению». Ну что ж, это неплохой совет, но запоздалый. Олег Степанович машинально провел рукой по правой стороне головы. Две глубокие впадины напомнили ему о той секунде сомнения, которая едва не стоила ему жизни и никогда не повторится — независимо от советов старого гнома. Неужели Фаххерфейн догадался? Нет, этого не может быть.

— Что дальше? — Олег Степанович посмотрел на Краузе спокойно и равнодушно.

Немец протянул руку и нажал на кнопку звонка. Открылась дверь и в помещение вошел рослый молодой человек. Судя по покрою пиджака, в наплечной кобуре у него был пистолет.

— Дитрих, мы спустимся в тир. Присмотри здесь.

— Яволь, герр Краузе.

Олег Степанович был хорошо знаком с тиром — длинным узким помещением, протянувшимся под фундаментом магазина. Захлопнув за собой стальную звуконепроницаемую дверь, Краузе достал зажигалку и поднес язычок пламени к конверту. Пока горело письмо, его ледяной взгляд не покидал лица Олега Степановича. Затем Краузе бросил еще горящую бумагу, пепел медленно опустился на бетонный пол, и немец растер его элегантным черным ботинком. Жестом он пригласил гостя спуститься вниз. У огневого рубежа на маленьком столике лежал картонный пакет, обвязанный широкой белой лентой — лентой цвета печали и траура.

— Посмотрите сами, герр Франц, — пригласил Краузе.

Олег Степанович развязал ленту, снял гладкую оберточную бумагу и заглянул внутрь. На дне коробки, в гнезде из синего бархата, лежал на редкость безобразный, зловещего вида револьвер. Опытный взгляд Олега Степановича сразу отметил особенности этого необычного оружия: всего пять гнезд в барабане вместо обычных шести, большой калибр — не меньше 0,44 дюйма, подумал он, — широкий спусковой крючок и такой же курок. Он достал револьвер из коробки и прикинул на ладони: унций двадцать, может быть, двадцать две — без патронов, разумеется. Странное дело, револьвер удивительно удобно, словно влитый, лежал в руке.