Дневная битва

«Завен» представлял собой древний символ, который с годами оброс многими смыслами, и ни одним не стоило пренебрегать. Он соответствовал слову «брат» и с тем же успехом – словам «соперник», «противник», «заклятый враг». Люди называли завенами тех членов других племен, которые занимали равное им место в общественной иерархии, но Эверам отнес это слово и к Най.

Но кто мог стать завеном для Ахмана? У него нет ни родных, ни даже двоюродных братьев, а его аджин’палом был Хасик, которого он уже знал. Не нарождается ли второй Избавитель, способный бросить ему вызов? Или он встретит на Ала представителя Най? Алагай сильнее в Ущерб, и сказано, что Алагай Ка восстанет с седьмого уровня бездны. Может, этой ночью князь демонов пожалует в Лабиринт?

Инэвера глубоко вздохнула, позволила тревоге и страху пронестись над нею как ветер и сохранила безмятежность.

Но даже в умиротворяющем ритме дыхания ее беспокоила вторая часть предсказания. Что за голос из прошлого Ахмана и почему она ничего о нем не знает?

«Прошлое оживает, когда настает пора рассчитаться с долгами» – так учил Эведжах’тинг. Инэвера вспомнила ночь, когда в шатер дама’тинг вошли Соли и Касаад, и не смогла не согласиться.

Долги выплачиваются в первый день Ущерба перед рассветом. Тогда же исполняются клятвы. Шарумам выдают жалованье и отсылают домой, а сыновей отпускают из шараджей к родным.

Инэвера отложила кости и принялась дышать, пока не обрела центр, после чего плавно поднялась и направилась в опочивальню, где спал Ахман. Обычно он возвращался во дворец, когда Лабиринт очищался от алагай – как правило, за несколько часов до рассвета. Он проспит допоздна и встанет ближе к обеду.

Однако в Ущерб он просыпался на заре – стремился подольше побыть с сыновьями.

Инэвера выскользнула из одеяния и прилегла на подушки, чтобы его разбудить.

Инэвера прислонилась к мраморной колонне и наблюдала за Ахманом, Джайаном и Асомом. Старшие мальчики особо приближены к отцу, и он стоял с ними посреди помещения перед подвешенным учебным чучелом, показывал, как бить копьем, и давал урок шарусака.

Ее сестры-жены, разумеется, были тут же, при сыновьях. Они расположились на коленях по кругу маленьким войском, готовым обратить оружие и внутрь круга, и вовне. Инэвера взяла обычай именовать дживах сен «сестренками», как обращалась к ней Кеневах. Им, призванным править своими племенами, не нравилось такое умаление, но возразить не смели. Наступил Ущерб, и перед большой трапезой Ахман поочередно уделит внимание всем женам и сыновьям.

– Шарум ка буду я! – крикнул Джайан и ударил копьем чучело.

Инэвера грустно взглянула на своего первенца, ныне двенадцатилетнего. Когда-то он был весел и жив. Не так умен, как его брат Асом, но достаточно любознателен. Три года в шарадже выжгли из него всю незаурядность, заменили мертвящим взглядом грубого, безмозглого животного, который свойствен всем шарумам. Взглядом, что созерцал жизнь и смерть и предпочитал последнюю. Джайан был первым в боевой подготовке, но не справлялся с простыми текстами и примерами, которые младший на год Асом давно освоил. Джайану лучше удавалось подтираться бумагой, чем разбирать написанные на ней слова.

Инэвера вздохнула. Вот бы Ахман разрешил отдать сына в дама, но нет, муж хотел исключительно сыновей-шарумов. Белое дозволялось только вторым сыновьям. Остальных отправляли в шарадж.

Но она не смогла упрекнуть его, видя, с какой любовью он занимается с мальчиками.

Словно прочитав ее мысли, Ахман обернулся и встретился с нею взглядом:

– Мне будет приятно, если и дочери начнут возвращаться домой на Ущерб.

«Чтобы ты израсходовал их, как мелочь, на недостойных мужчин», – подумала Инэвера, но лишь качнула головой.

– Нельзя мешать их обучению, муж мой. У най’дама’тинг… строгий Ханну Паш.

Она и правда муштровала их с рождения.

– Не могут же все они стать дама’тинг, – возразил Ахман. – Мне нужны дочери, которых можно выдать за верных людей.

– И выдашь, – пообещала Инэвера. – Дочерей, которых никто не посмеет обидеть, и преданных тебе больше, чем мужьям.

– А Эвераму в первую очередь, – буркнул Ахман.

«И прежде всего тебе», – услышала она голос Кеневах.

– Разумеется.

Со стороны стражи послышался шум, и вошел Ашан. Личный дама шарум ка редко показывался на Ущерб, поскольку проводил службы и раздавал благословения. С ним прибыл Асукаджи и сразу направился к Асому. Они казались больше родными, чем двоюродными братьями, – более похожими, чем Асом и Джайан.

Ашан поклонился:

– Шарум ка, кай’шарумы просят тебя разобраться в одном деле.

Инэвера напряглась. Вот оно.

Она встала, намереваясь сопровождать Ахмана, тот поднял брови, но не остановил ее – да и не мог. Они покинули дворец и по огромной каменной лестнице спустились во двор, который выходил на тренировочную площадку шарумов. Вдали находился Шарик Хора, а по бокам тянулись племенные шатры.