Дневная книга

– Это не так, – резко возразила я, – счастье не передается по наследству, его нужно строить: камень за камнем. Впрочем, гораздо важнее то, как ты выглядишь, а не то, счастлив ли ты…

3

На следующий день я обнаружила в одном из выдвижных ящиков пару шелковых перчаток, причем в одной из них оказался флакончик с ароматическим маслом. На пузырьке было написано что-то непонятное: «Io ti sopravvivrò!»

«Я переживу тебя!» – перевела мне Селена надпись на флакончике.

Понюхав, я узнала этот аромат, так иногда пахло от Тимофея. И он, и тетка Анастасия пользовались одними и теми же духами. Я ничего ему не сказала. Но он, казалось, что-то почувствовал:

– Тетка, конечно же, была бы счастлива, если бы моя девушка носила ее шубы и платья. Все это сейчас здесь. Я думаю, на тебе ее вещи сидели бы очень хорошо, у вас похожие фигуры. Кстати, в этом мы убедились еще в Париже…

После этого мы принялись рыться в сундуках и шкафах старого особняка. Дом оказался набит великолепными вещами, хранившимися в полуразвалившихся сундуках, которые их бывшие хозяева, моряки, привозили из далеких путешествий. Обследуя дом, мы натыкались то на огромный комод, то на дорожный сундучок, а то и на судовой сейф, опоясанный стальными ремнями и снабженный дубровницкими потайными замками. Один сундук, наполненный теткиными вещами, Тимофей привез с собой из Италии в Париж, а из Парижа сюда. Именно из него он вытащил и предложил мне надеть шубу из меха полярной лисицы… Сидела она на мне великолепно.

– Она твоя, – шепнул он и поцеловал меня.

После этого он подарил мне дюжину теткиных перчаток, без пальцев и с пальцами, таких тонких, что на них можно было надевать кольца. Еще я получила в подарок от Тимофея крупный серебряный перстень для большого пальца ноги и надевала его всегда, когда ходила босая.

– Когда придет время, я подарю тебе и новые духи. Пока еще рано.

Мне было интересно с Тимофеем. Ты знаешь, Ева, как я непрактична в домашних делах. Здесь, в Которе, он стал учить меня разным штукам. Научил есть двумя ножами, красить арабскими красками боковые части ступней, а губы – специально для того предназначенным черным лаком. Это мне безумно идет. Начал давать мне уроки кулинарии. У меня просто волосы на голове дыбом встали, когда он научил меня варить суп из пива с травами и готовить зайчатину в соусе из красной смородины, а потом и гребешки Сен-Жак с грибами. Я прилежно выучилась всему этому, но приготовление еды по-прежнему предпочитала доверять Селене. Тимофей был несколько разочарован. Когда я как-то раз спросила его, где в Которе можно найти хорошего парикмахера, он усадил меня на диван, взял вилку и нож, в мгновение ока постриг и тут же, на диване, овладел мною, даже не дав мне взглянуть на себя в зеркало. Между прочим, с новым пробором, который он мне сделал, я в зеркале казалась себе вылитой теткой Анастасией. «Интересно, кого он на самом деле здесь заваливал – меня или ее?» – подумала я.

Самыми приятными были вечера. Тунисский фонарь, стоило его зажечь, расстилал по потолку пестрый персидский ковер. Вечерами наши души начинали прозревать, а слух – улавливать мрак… Сидя в саду за домом, разбитом на уровне второго этажа, мы щурились в темноту и ели выращенные на виноградниках персики, пушистые, как теннисные мячи. Когда такой персик надкусываешь, кажется, что кусаешь за спину мышь. Здесь, на возвышении, среди высокой травы росли фруктовые деревья, лимоны и горький апельсин. Над нами сменяли друг друга ночи – каждая из них была глубже и просторнее предыдущей, а за стеной сливались вместе звуки волн, мужской и женский говор. Каменное эхо из города доносило до нас перезвон стекла, металла и фарфора.

Однажды утром я сказала ему:

– Этой ночью я видела тебя во сне. Ты когда-нибудь занимаешься любовью со мной во сне?

– Да, но в твоем сновидении был не я.

– А кто же?

– На этот вопрос нет ответа. Мы не знаем, кто видит наши сны.

– Не пугай меня! Как это – нет ответа? Кто дает ответы?

– Нужно слушать воду. Только когда вода произнесет твое имя, узнаешь, кто ты… А во сне ты вовсе не тот, кто видит сон, ты – другой, тот, кого видят. Потому что сны служат не людям.

– Кому же?

– Души пользуются нашими снами как местом для передышки в пути. Если к тебе в сон залетит птица, это означает, что какая-то блуждающая душа воспользовалась твоим сном как лодкой, для того чтобы переправиться еще через одну ночь. Потому что души не могут плыть сквозь время, как живые… Наши сны – это паромы, заполненные чужими душами, а тот, кто спит, перевозит их…

– Значит, – задумчиво заключила я, – нет старых и молодых снов. Сны не стареют. Они вечны. Они единственная вечная часть человечества…

* * *