Дневник

24 января. Был аэроплан наш или чужой, стреляли по нем здорово. Мороз сильный, один солдат нашей роты отморозил нос. Приезжала английская миссия. Снимала Батайск, заставу.

25 января. Большевики обстреливали Батайск из орудий. Попали в молотилку, которая стояла в огороде соседа. Играли в карты. Тихий остался 18 раз дураком. Мороз.

26 января. На позиции тихо. Шел снег. Был дневальным ночью.

27 января. Сегодня был утром на базаре, который разогнала красная артиллерия. Видел автоброневик «Могучий», который будет действовать с нами. Действительно громадный броневик, но малоподвижный.

28 января. У нахичеванской переправы заметно скопление красных. 5-я батарея стреляет. Вышел большевистский бронепоезд. Приказано быть в боевой готовности. Пишу уже, придя с позиции, лежали за проволокой, но красные не дошли до нас за версту. Их разогнала 5-я батарея полковника Думбадзе и конница Барбовича.

30 января. Был генерал Деникин. Тихо. Мороз. Дневалил. Наши, у кого английская шинель, были на параде.

31 января. Сегодня по секрету узнал, что наши думают наступать на Ростов. Тихий мне это передал и сказал, что вызывают охотников на ночной набег и что он вызвался и меня назвал. Я его выругал, а он смеется. Дурак. Если прикажут, я всегда исполню приказание, но сам бы никогда не вызвался.

1 февраля. Мороз сегодня страшный. Выскочил на минуту во двор и скорее в хату. Хорошо еще, что красные молчат. Пишу дневник, а в хате полно гостей. Играют две гармошки. Половинка что-то заболел. Его отправляют в Каял. Сегодня прибыло пополнение. Все из Екатеринодара.

2 февраля. В Ольгинской сильная канонада. Там дроздовцы.

3 февраля. Был в околодке, растер ногу. Что я видел сегодня. Ужас. В околодок идут и идут все больные тифом. На ст. Батайск полно тифозных. Лежат на каменном полу, стонут, под себя испражняются. Мертвые лежат с больными. Холод адский. Вши лазят по стенам. Никто за ними не смотрит. Когда я случайно открыл дверь, раздались крики: «Воды! Пить! Холодно! Ой! ой! Добейте! Куда, куда! Спасите, вон красные!» Я выскочил из вокзала. А за станцией сложены штабеля с умершими, во всех тупиках все товарные вагоны полны умершими. Нередко из них живых только 5–6, а остальные человек 30 умершие. Кошмар. Говорят, так же дело обстоит и в Каяле и по всей линии до Екатеринодара. А из околодка отправляют прямо в вагоны – «умирай, мол!». Солдаты плачут, говорят, что они будут лечиться на свои средства в Батайске, но их без разговора отправляют. «Сдыхай, мол! – плачут больные. – Когда здоровы, так нужен, а заболел – пропадай!»

4 февраля. Сегодня ночью на площади повесили одного солдата. Не знаю, за что.

Ночь с 6–7 февраля. Вечером нам передали по секрету приготовиться, а в 12 час. ночи построиться. Взяли побольше патронов и пошли. Дроздовцы или корниловцы шли по льду на Темерник. Мы должны бить в лоб. Наша сводная рота шла впереди по линии железной дороги, сзади в ¼ версты шел 1-й батальон. Дорогой рассказали, что наш юный доброволец Б. Павлов, 14 лет поступивший в полк под Курском (командир полка взял его за крестника), ходил накануне в Ростов (переодевшись крестьянским мальчиком), разузнал все тайны, где батареи, штабы, сколько и какие войска, и сегодня ночью пришел в Батайск[49]. Прошли бетонный мост. Я думал, что красные знают о нашем наступлении и встретят нас около моста, но они не встретили – значит, не знают. Подходим к Заречной. У будки их застава. «Первый взвод за мной, – тихо говорит командир роты, – мы подойдем по-над насыпью и бросимся на заставу. Как только кинемся, вы бегите на подмогу!» Только он это произнес, как вдруг в темноте затрещали выстрелы. Никто не понял, откуда, что и как. «Рота в цепь!» – закричал громко командир роты. Но все толпились около насыпи и не знали, «куда и как» рассыпаться. Насыпь высокая, а сбоку кустарник и замерзшие озера. Мы сперва подумали, что бьют с заставы. Оказывается, пули летят слева. Слева затрещал мост, наша публика шарахнулась через насыпь и залегла. Начали стрелять. Но я не выпустил ни одного патрона. Я не понимал, что происходит, и на меня напало какое-то оцепенение. Я думал, мы попали в ловушку. Вдруг из заставы застучал «Максим», лихо, захлебываясь. Запели пули, щелкая о сучья деревьев.

– Кавалерия слева! – крикнул кто-то и, не дожидаясь приказа, наша «ротушка» поползла назад. Сначала тихо, потом быстрее, а потом бегом, падая в ямы и сбивая друг друга. Пулеметы отчаянно стучали. Я бежал по-над насыпью, поминутно проваливаясь в сугробы.

– Куда бежите……………..! – кричал сзади хрипло командир, я остановился. Но кричавший тоже бежал.

– Стой, рота! – кричал он.

Мы остановились. К нам спешил 1-й батальон.

– Ошибка! – кричал кто-то в темноте. – На нашу роту наскочила конная разведка второго Алексеевского полка.

– За эту ошибку вешать мало………! – кричал наш комроты.

– Батальон, в це-е-епь!