Дневник

17 февраля. В Ольгинской сильный бой. У нас тихо. Ночью часа в два неожиданно получаю по телефону приказание от поручика Кальтенберга смотать линию до заставы на водокачке, а к нам будут мотать со стороны 2-го батальона. Значит, Батайск оставляем. По телефону передали, что начинать сматывать тогда, когда получится приказ из штаба полка. Сидим. Батальон спешно собирался. Выходили на улицу. Строились. Уже штаб батальона грузит вещи на подводы, а у нас приказа все нет. Звоним в штаб полка. Ответа нет. 2-й батальон отвечает, что линия прервана и они тоже не знают, что делать. Уже брезжил рассвет, когда 2-й батальон заявил нам, что он, не дожидаясь приказа, начинает сматывать линию, так как батальоны уже выступали. Делать нечего, нужно и себе сматывать, так как батальон уже выходит. Светает. Мы по грязи мотаем линии в заставу. С нами аппараты, катушка и винтовки.

Страшно неудобно. В поле страшная грязь. Провод саперный, тяжелый.

Прямо выбиваемся из сил. На водокачке видны какие-то фигуры. Это застава собирается уходить. Вдруг из Батайска мчится наша двуколка со взводным и конюхом-армяшкой.

– Что вы возитесь?! – кричит на нас взводный. – Долго ли будете еще возиться? Хотите, чтобы красные вас забрали?!

Мы смотрели на него, недоумевая.

– Вы знаете, – кричал он, подъезжая и соскакивая в грязь, – что в Батайске уже никого нет, и сейчас могут прийти большевики!

Мы оторопели.

– Давайте кабель!

Он взял намотанный кабель, быстро взвалил на двуколку, сел сам и, хлестнув по лошади, умчался.

– Вот тебе и раз, а мы?

– Эх! – махнул рукой Шутько. – Когда круто, так каждый бросает, а когда нужно, так давай!

Что же делать, уже рассвело, у нас еще версты 1½ несмотанного кабеля. Мотаем в Батайск. Кабель висит на деревьях через хаты. Завязан прочно. Мы потянули его, хотели оборвать. Повалили в одной хате трубу. Выскочила баба.

– Слушай! – сказал я. – Раз они нас бросили и удрали, бросим и мы этот кабель.

– Конечно, – решил Шутько.

Двинулись в Батайск.

В Батайске пусто, ни души на улице. Действительно наши ушли. Идем быстро по-над заборами, стараясь идти по льду, легче. Вспомнил, что у меня на квартире осталось грязное белье в стирке, но сворачивать туда далеко. Придется в одной смене ходить. Навстречу бежит какой-то солдат.

– Где самурцы? – спрашивает он.

– Какие? – отвечаем мы. – В Батайске никого нет!

– Как! – удивился он и помчался дальше.

Нас нагоняют кавалеристы. Они летят рысью.

– Эй! Ребята! – кричат они нам. – Куда идете, поспешите, мы последние, за нами уже красные!

У нас гайка ослабла. Куда идти? А все наше начальство и иже с ними не успели еще в два часа ночи отдать приказы о выступлении, как уже штабы позвали линию начать поспешно «мотать», а мы на позиции сидели до утра, ожидая приказа. И что же – у нас пропало версты 1½ проводу, а в Батайске почти весь висит на деревьях. Вот так паника, видно, была, весь кабель бросили.

– Идем на вокзал! – говорю я Шутьку. – Может быть, застанем поезд.

«Бууум!» – ухнуло на вокзале и глухо разорвалось в Ростове.

«Канэ» посылала прощальный привет. Бежим к железной дороге. Медленно вытягивается к Каялу громадный состав-огнесклад[56]. Мы поспешили к нему.

– Скорее, скорее!

Спотыкаемся. Хотя бы к последнему вагону. Шутько добежал и уцепился на ходу, поезд развивал ход все сильнее и сильнее.

Я прицелился и уцепился за подножку пульмановского вагона. На повороте поезд замедлил ход, я соскочил и уже влез в товарный вагон. В вагоне навалено полно ящиков со снарядами. Лежат разбитые ящики, снаряды валяются и на полу. Несколько солдат лежат на ящиках, покуривая, и беседуют. Какой-то поручик стоит у дверей, тоже курит, хотя говорит солдатам: «Поосторожнее, господа».

– Какой части? – спросил меня один солдат с винтовкой в руках.

Я назвал.

– А вы?

– Я команды связи Марковского полка!

– Вы из Ольгинской?

– Да, из Ольгинской, – сказал он и прибавил: – Вчера красные взяли Ольгинскую. Был сильный бой. Наша дивизия вся разбита. Много порубили. Наша команда залпами пробивалась, шли до ночи, а ночью я прибежал в Батайск.

– А красных много было?!

– Целый корпус конницы. Туча прямо. Они, наверно, уже отрезали нам дорогу в Каял. Иначе вы бы Батайска не бросили.

Мне уже представилось, что на наш поезд нападает конница. А у нас снаряды. Вот если пойдет потасовка. Поезд шел медленно, постукивая в такт на стыках рельс. Где-то визжал букс[57]. Батайск уже исчез, белеет поле, еще покрытое снегом. Дорога уже черная, по ней идет наша дивизия. Вот нагнали самурцев. Солдаты цепляются на вагоны. Идут по грязи обозы. Вот и наш полк. Вот плетется и двуколка со взводным.

– Ага, удрал! – смеется Шутько.

Сбоку насыпи в белой папахе с винтовкой за плечами шагает Тихий.

– Эй, Тихий, сюда, сюда, в вагон! Давай руку!

Каял.