Дневник. 1873–1882. Том 1

Я не остался в Петергофе ни к министерскому обеду, ни на вечерний праздник на Ольгином и Царицыном островах и возвратился к обеду в Петербург. Чувствую себя не в силах прикидываться спокойным и веселым среди пустого общества придворного и пестрой кучки иностранных гостей. Мне даже противно видеть в других это напускное благодушие, эту поддельную беззаботность в такое время, когда у каждого порядочного человека сердце обливается кровью при мысли о событиях на Востоке, о бессовестной, презренной политике европейской, об ожидающей нас близкой будущности.

Мрачному моему настроению немало содействует и личная досада, причиняемая беспрестанно доходящими до меня толками о том, что мы будто бы не готовы к войне, что у нас нет ни армии, ни пороха, ни ружей… Почему и кем распускаются подобные толки – не берусь доискиваться; но разве не больно слышать подобные речи не только в праздной и легкомысленной толпе, но даже от высших государственных сановников, которые распускают эти вредные и ложные сведения даже за границей? Мне случается получать анонимные письма, наполненные самыми грубыми, площадными ругательствами, и всё это после 16-летних тяжелых забот об устройстве и усилении наших военных сил. Никогда еще Россия не имела в готовности такой силы, со всеми материальными средствами, как теперь; никогда и не могло быть прежде такой подготовки к быстрой мобилизации.

Досадно, что на все превратные толки, клевету и ругательства приходится отвечать молчанием. Не публиковать же наш план мобилизации, цифры наших сил, наших запасов. Да если б и публиковали – ничему не поверили бы, когда атмосфера пропиталась уже зловредными миазмами недоверия, подозрений и порицания. Одна война может фактически выказать, насколько мы готовы к ней. Но ужели для своего оправдания, для удовлетворения своего оскорбленного самолюбия желать бедствия России? А по моему убеждению, война была бы для нас неизбежным бедствием, потому, что успех и ход войны зависят не от одной лишь подготовки материальных сил и средств, но и от подготовки дипломатической, а с другой стороны – от способности тех лиц, в руках которых будет самое ведение военных действий. К крайнему прискорбию, должен сознаться, что в обоих этих отношениях мало имею надежд: дипломатия наша ведется так, что в случае войны мы неизбежно будем опять одни, без надежных союзников, имея против себя почти всю Европу; а вместе с тем в среде нашего генералитета не вижу ни одной личности, которая внушала бы доверие своими способностями, стратегическими и тактическими. У нас подготовлены войска и материальные средства, но вовсе не подготовлены ни главнокомандующие, ни корпусные командиры. Мне даже неизвестно, есть ли в потаенном ящике государевого письменного стола список генералов, которым он намерен, в случае большой войны, вверить свои армии.

30 июля. Пятница. В нескольких газетах одновременно появились наконец статьи по поводу распространившихся толков о нашей неготовности к войне. Статьи эти явно написаны лицами невоенными и не имеющими никакого отношения к военному ведомству. Это дало мне повод написать князю Горчакову, чтобы он прочел одну из таких статеек в «Новом времени». При этом я высказал ему несколько элементарных понятий о том, что значит быть

готовым к войне и быть подготовленным

. «Смело могу сказать, что никогда еще военные силы России не были так подготовлены к войне, как теперь, – писал я и в конце прибавил: – Мне казалось нелишним, чтоб всё это было известно русскому государственному канцлеру».

Кроме того, я поручил редакции «Русского инвалида» собрать некоторые данные о нынешних наших военных силах и средствах сравнительно с эпохой 1853 года и предложить этот материал редакции одной из газет, например, «Голоса». Надобно же наконец хоть что-нибудь сказать в опровержение ложных и крайне невыгодных для нашей политики толков.

Дела у сербов положительно идут плохо: они уже вынуждены покинуть оборонительную линию по Тимоку; турки жгут, режут и опустошают в пределах Сербского княжества. Общественное мнение в России всё громче и громче выказывает неудовольствие бездействием нашей дипломатии. Популярности и славе нашего государственного канцлера грозит опасность.