Дневник. 1873–1882. Том 1

Кстати о толках: вчера, после разговора с туркестанским генерал-губернатором Кауфманом 1-м, государь приказал Потапову призвать к себе генерал-майора Черняева и намылить ему голову за неприличные генеральскому званию выходки в печати против всего управления генерала Кауфмана. Сомневаюсь, чтоб это объяснение Потапова с Черняевым имело какой-нибудь практический результат; думаю, Потапов разыграет роль повара в басне «Повар и кот».

Во время доклада государь говорил о странном слухе, будто Пруссия намеревается снова разгромить Францию и только ищет предлога к нападению. Князь Орлов сообщает, что Дерби предварил об этом Деказа (французского министра иностранных дел); в среде же французского правительства ходит слух, будто Пруссия намерена напасть на Австрию. Государь смущен этими слухами и, говоря об образе действий Бисмарка, сравнил его с Наполеоном I, который по окончании каждой войны сейчас же искал предлога к началу новой. Странно слышать такое мнение из уст государя – друга и верного союзника императора Вильгельма.

Цесаревич вмешался в разговор и заметил, что всё дело заключается в католическом вопросе. Я воспользовался случаем и сказал, что за несколько дней перед этим генерал Обручев подал мне записку, в которой развивает ту же мысль – что затруднения, в которые Пруссия ныне поставлена борьбой с папизмом, должны повести к общей европейский войне, которая, по мнению Обручева, может оказаться ближе, чем мы думаем. Сначала я положил эту записку под спуд, думая, что Обручев фантазирует, но теперь решаюсь представить записку для прочтения государю.

После доклада моего было у государя совещание, в которое приглашены были министры внутренних дел и юстиции и шеф жандармов. Речь шла о том, военным или гражданским судом судить пойманных на днях в казармах лейб-гвардии Московского полка нескольких молодых людей, покушавшихся устроить пропаганду между нижними чинами. Уже несколькими днями ранее я объяснял государю, что при теперешнем устройстве судов гражданских и военных нет никакой цели отступать от общего порядка подсудности. То же самое объяснил и граф Пален. Решено вести дело законным порядком, но при этом были снова высказаны некоторые мысли относительно вредной пропаганды, производимой нашими нигилистами, о мерах к ограничению зла и т. д. Государь указал на необходимость скорейшего разрешения вопроса о том, как избегнуть рассеяния по всей России людей, высылаемых за вредный образ мыслей и противозаконные стремления. Поручено подлежащим министрам обсудить, нельзя ли образовать нечто вроде пенитенциарных колоний.

В час пополудни – большой парад на Царицыном лугу (Марсовом поле); погода прекрасная, и всё обошлось вполне удачно.

Вечером мой сын уехал на Дон.

25 апреля. Пятница. Был на экзамене в Артиллерийском училище, потом на смотру молодых солдат последнего призыва.

26 апреля. Суббота.

При докладе государь опять заговорил о слухах, будто Пруссия ищет предлога к новой войне с Францией, и опять заметил, что Бисмарк, подобно Наполеону I, придирается ко всякому пустому предлогу, чтобы только затеять войну. Государь приводил слова Мольтке, который находил, что для Пруссии выгоднейший операционный путь во Францию – через Бельгию. Не совсем понятно, почему германской армии нужно искать какого-нибудь нового пути через нейтральную страну, когда у нее теперь такой превосходный базис, как Рейн от самого Базеля до Кобленца, с несколькими первоклассными крепостями и, кроме того, с передовым сильным пунктом – Мецом. Государь закончил этот разговор, сказав: «Вот узнаем завтра в Берлине».

Вечером ездил я на станцию Варшавской железной дороги проводить государя. Он едет в Эмс и полагает возвратиться 23 июня.

5 мая. Понедельник. С отъезда государя не заглядывал в свой дневник. Дни текли в обычных занятиях, которые прерывались только хлопотами домашними. Остававшаяся еще в Петербурге часть моей семьи выехала по Николаевской железной дороге в прошлую среду, 30-го числа. Вчера же утром проводил я за границу сестру Мордвинову. Оставшись в совершенном одиночестве среди обширного пустого дома, не успеваю скучать за множеством разнообразных занятий. По утрам почти ежедневно бываю на экзаменах в учебных заведениях, затем в разных заседаниях и т. д.

Политические известия в последнее время успокоительнее; опасения войны, кажется, рассеялись. В значительной степени приписывают этот оборот свиданию нашего императора с германским. Посол наш в Париже, князь Орлов, в одной из последних своих депеш в Министерство иностранных дел пишет, что во Франции серьезно озабочены войной, а маршал Мак-Магон в разговоре с ним, князем Орловым, выражал надежду на заступничество нашего государя. «Je placela France sous la protection de l’Empereur»[50]. Такая фраза со стороны президента Французской республики выказывает вполне, в какое жалкое положение поставлено это государство, так недавно еще кичившееся своим первенством между всеми европейскими державами.