Дневник. 1873–1882. Том 2

Сегодня пришлось мне видеть множество разнородных личностей. С утра обычный прием в канцелярии Военного министерства; был между прочими и Столыпин, узнавший уже от генерала Баранцова о моем сопротивлении его назначению. Я откровенно высказал ему свое мнение и посоветовал отказаться самому от предлагаемого места. Прямо от меня поехал он к обоим великим князьям. По возвращении моем домой приехал ко мне и сам великий князь Михаил Николаевич с объяснениями. Однако же я все-таки не поддаюсь и прямо сказал нашему почетному генерал-фельдцейхмейстеру[78], что буду решительно противиться назначению Столыпина.

Приезжал ко мне еще принц Александр Гессенский и довольно долго сидел; предметом разговора, конечно, было тяжелое положение его сына в Болгарии и желание его тем или другим способом изменить настоящий неудобный порядок вещей в этой стране. Принц просил меня поспешить с приготовлением, совместно с Гирсом, инструкций для дальнейшего ведения дел в Болгарии.

Посещения великого князя и принца одновременно с множеством других личностей, приезжавших по делам, не помешали назначенному у меня совещанию о будущем устройстве военно-санитарной части в составе полевого управления действующей армии. Совещание продолжалось более двух часов и кончилось лишь в шестом часу, когда уже было пора собираться к обеду во дворец. Обед был почти исключительно семейный: кроме государя и его детей (в том числе Марии Александровны), принц Гессенский и оба сына его. Посторонних же было только двое: Гирс и я. Мне пришлось сидеть между великой княгиней Марией Александровной (герцогиней Эдинбургской) и великим князем Алексеем Александровичем.

После обеда, когда государь удалился со всеми своими детьми, мы остались вчетвером: принц Гессенский, князь Болгарский, Гирс и я. Около часа еще мы толковали о том, как вести далее дело в Болгарии и каким порядком добиться столь желанного изменения болгарской конституции. Мы с Гирсом старались, сколько могли, склонить обоих принцев к умеренности и терпению; но юный князь Александр изливал бесконечные жалобы и упреки: ему хотелось бы скорее порешить дело, у него в кармане уже есть готовый проект новой конституции. Всё более и более убеждаюсь, что ничего хорошего ожидать нельзя.

4 марта. Вторник. Доклад у государя. Потом присутствовал при докладе Гирса; князь Горчаков болен, слег в постель. Заезжал я к великому князю Николаю Николаевичу, чтобы переговорить о выборе лица на должность начальника артиллерии Петербургского округа; он не настаивал на Столыпине, выбор которого принадлежит Михаилу Николаевичу. Затем заехал к генералу Баранцову, больному; он кается в том, что дал свое согласие на такой странный выбор. Еще навестил генерала Дрентельна, которого нашел в обычном невозмутимо-спокойном настроении. В Комитете министров не мог быть, так как назначил прием нескольким лицам: графу Тотлебену – по случаю отъезда его обратно в Одессу; князю Оболенскому, комиссару нашему в Румынии; генералу Эрнроту, рекомендованному князю Болгарскому для замещения Паренсова в должности болгарского военного министра; наконец, Стоилову, секретарю князя Болгарского. Стоилов – очень молодой человек, образованный и, как кажется, разумный. Его мнения и суждения о настоящем положении дел в Болгарии и предстоящем князю образе действий нахожу умеренными и основательными.

Получены телеграммы из Китая весьма неблагоприятные: в Пекине сильное возбуждение против иностранцев. Посланники европейских дворов потребовали присылки эскадр к берегам Китая.

6 марта. Четверг. После доклада у государя я зашел к принцу Александру Гессенскому, который завтра уезжает из Петербурга. Опять настойчивые просьбы о снабжении его сына инструкциями и оказании ему поддержки. Из дворца заехал в Министерство иностранных дел, чтобы переговорить с Гирсом о составлении такой инструкции для Кумани, которая послужила бы и самому князю Болгарскому указанием пути действия. Затем были у меня Шепелев и Эрнрот; последний, кажется, соглашается принять должность военного министра в Болгарии. Шепелев показал мне собственноручную заметку князя Александра о том, что требуется от русского генерала, который примет означенную должность. Записка эта редактирована ребячески и с неуместными претензиями. На месте Эрнрота я не принял бы должности на таких условиях.

Прочитанная мною в переводе статья Раулинсона, помещенная в одном из английских журналов, о настоящих планах англичан в Азии, привела меня в крайнее негодование: нахальство и цинизм старого руководителя английской политики в Азии[79] переходит все границы; выводы его основаны на самых ложных сведениях и клевете против наших действий. Очень кстати приехал ко мне генерал Столетов; я передал ему статью Раулинсона и присоветовал написать резкое опровержение, так как в статье много говорится лично о нем и его посольстве в Кабул в 1878 году.