Дневник. 1873–1882. Том 2

Сегодня Гирс докладывал государю о любопытных заявлениях, сделанных ему английским послом о предлагаемом Лондонским кабинетом подписании всеми шестью державами протокола, которым обязались бы все заодно, с устранением всяких частных своих целей, заставить Порту исполнить требования Европы. Кабинет Гладстона до сих пор действует энергично и честно – как в делах европейских, так и в азиатских. Он намерен вместе с другими державами убеждать китайское правительство покончить миролюбиво недоразумения свои с Россией и уже приступает к выводу английских войск из Кабула. Нам оставалось бы только желать долголетия кабинету Гладстона, но, к сожалению, на это трудно рассчитывать. В Англии уже начинает усиливаться оппозиция либеральному кабинету. Говорят, Гладстон устарел и способности его ослабевают; он заходит слишком далеко в своих ультралиберальных стремлениях в трудном ирландском вопросе, так что некоторые из его сторонников уже покинули его; можно опасаться распадения кабинета.

12 июля. Суббота. Сегодня опять остался в Царском Селе к обеду с графом Лорис-Меликовым и Черевиным. Нового ничего нет. Подтверждаются официально известия о признании англичанами эмиром афганским нашего protégé

Абдурахман-хана; любопытно знать, на каких условиях.

19 июля. Суббота. За истекшую неделю не случилось ничего такого, что заставило бы открыть дневник. По обыкновению, ездил я с докладами в Царское Село, присутствовал при докладах Гирса и занимался своими военными делами. В политике продолжается тот же «концерт» между шестью большими державами, но, к сожалению, с большими диссонансами и фальшивыми нотами. Гладстон ведет оркестр; все прочие показывают желание идти вместе с ним, чтобы застращать Порту единодушием Европы. Даже согласились на предложение Гладстона подписать протокол, подобный тому, который был некогда подписан перед экспедицией Франции в Сирию – с обязательством всех держав действовать исключительно для достижения общей цели, не преследуя никаких частных, эгоистичных интересов.

Однако же не все соглашаются на этот протокол без оговорок и задних мыслей; у каждого кабинета, как говорится, свое на уме. Австрия даже прямо заявила условие, чтобы даваемое обязательство «бескорыстия» относилось исключительно к настоящему частому случаю, то есть к принуждению Турции исполнить обязательства свои в отношении Черногории и новой греческой границы.

Еще более заметна рознь в вопросе о самих мероприятиях в отношении Порты. Кроме России, никто не хочет предпринять что-либо серьезное. Согласились на морскую демонстрацию, но и тут с оговорками; Австрия поставила непременным условием, чтобы не было на эскадре десантных войск (тогда как та же Австрия перед тем заявляла готовность принять на себя un mandat de l’Europe

для приведения в исполнение силой оружия обязательств Турции относительно Черногории); Франция же, которая сначала выступила вперед в греческом вопросе и взяла на себя роль привилегированной покровительницы Греции, теперь совсем пошла вспять и уже заявляет, что согласна участвовать в морской демонстрации только с условием, чтобы не было ни одного выстрела!

Спрашивается – к чему же эта демонстрация? Разве для того, чтобы окончательно осрамить Европу перед азиатским государством, чтобы дать Порте полное право издеваться над так называемым «европейским ареопагом»? Впрочем, и теперь уже, несмотря на полную дезорганизацию и расслабление государства и бездарность правителей его, Порта нисколько не пугается грозных коллективных нот европейских послов: ответные ноты ее по обоим вопросам – и черногорскому, и греческому – явно выказывают нежелание подчиниться решению Европы. Султан, признавая себя бессильным совладать с необузданным своеволием и возбуждением албанцев, в то же время сам, за кулисами, поддерживает их, используя пресловутую «Албанскую лигу» как маску для прикрытия своих попыток спасти ветхий корабль османов от конечного крушения.