Дневник из преисподней

Покидая милорда, я знала, что прощения не будет и впереди меня ждет только смерть, но я не считала ошибкой принятое решение. Просто в какой-то момент моя уверенность в том, что честность была основой наших взаимоотношений, переросла в абсолютную уверенность, что мною всего лишь манипулируют.

Впервые, усомнившись не только в чувствах милорда, но и в его желаниях, я перестала доверять и собственному мнению, но я не смогла понять, почему Анжей не убил меня? Он передал мне ответное послание милорда на острие своей шпаги и оставил умирать на обрывистых берегах черной реки. Вот только правильно ли я поняла его? И насколько желания милорда соответствовали собственному приказу и последующим действиям моего Хранителя?

Иногда я спрашиваю себя — почему Анжей не исполнил свой долг до конца, а оставил меня умирать под звездами ночного неба? Это было решением моего Хранителя или милорда? И я сама не решаюсь спросить об этом ни того, ни другого. Что бы я делала, ответь милорд «да» на мой вопрос?

Отомстив за свою гордость, но дав мне шанс выжить, милорд мог бы начать все заново и дать мне время и возможность пересмотреть свое решение. Еше не зная о моих чувствах к Алексу, он мог догадываться о них, но Алекс стал Королем Орлов и наше будущее с ним с точки зрения всего мира, а не только милорда, было уже невозможным. Умирая, я звала Алекса, но не надеясь на его помощь, а прощаясь с ним. И в моей памяти остались лишь боль и страх перед смертью, и еще неимоверное желание вернуться домой — желание сбежать от всего, что со мною произошло.

Сейчас я думаю, что оно было самым ошибочным из всех в моей жизни, потому что мое бегство открыло дорогу милорду в мой собственный мир, и именно здесь он убил того, чья жизнь стоила для меня дороже всех миров…

В любом случае после отъезда Анжея милорд не сделал ни единой попытки связаться со мной. Меня же захватили иные чувства и эмоции, не оставившие места той самой тревожной бдительности, которая так докучала мне все прошедшие годы.

Нестерпимое желание видеть Алекса охватило все мое существо. Я всего лишь хотела слышать его голос, смотреть в его глаза, находиться рядом с ним, но эти чувства стали насущными, как глоток воды или кусок хлеба, как теплый солнечный свет или ночная прохлада, как мое дыхание, как воздух, без которого невозможна сама жизнь.

Алекс показал мне свой мир, ничего не скрывая, и я проводила в небе так много времени вместе с ним, что Элидия, Эльдария, Тэния и Маэленд воспринимались маленькими точками среди звезд в бесконечном пространстве голубых небес.

Но люди не рождены для полетов и как бы тепло я не одевалась, холод так и не стал моим другом. Человеческие жизни такие хрупкие и так легко ломаются, как и человеческое здоровье. Небеса и пещеры не могли стать мне домом, и было неудивительно, что однажды я простудилась и серьезно заболела. Скорее удивительным было то, что я протянула так долго.

Моя простуда быстро переросла в нечто более сложное и опасное. В родном мире я никогда не болела пневмонией или тяжелыми инфекционными заболеваниями, и не могла представить себе, что значит видеть сны не в ночи, уютно посапывая в своей кровати, а в горячечном бреду, полном боли и насилия. Я в подробностях помню картины, которые приходили ко мне в беспамятстве одна за другой, и в них было столько боли и крови, что мне не хватает мужества признать очевидную истину — это были мои воспоминания, а не воспоминания Шэрджи.

Болезнь погружала меня так глубоко, что душа вспоминала события прошлых жизней, словно она умирала не раз и не раз возрождалась, но в каждой жизни она боролась за нечто светлое и очень важное. Я уходила так глубоко в воспоминания своей души, что видела, как снова и снова умирала моя телесная оболочка, и как умирали те, кого я убивала во имя жизни, мира и справедливости — всего, что ценила в прожитых жизнях. И совершенно неожиданно во время болезни я осознала, почему не чувствую ни любви к себе, ни прощения со стороны самих Небес.

Когда мы убиваем во имя великих целей, мы умаляем их значение, и они перестают быть великими. Во имя жизни спасают, ради мира живут, справедливости жаждут, но не убивают ради них.

В горячем бреду я дралась на стенах средневековой крепости, и мой меч разил нападавших врагов, а потом я падала с ее стен и в краткий миг перед тем, как умереть, осознавала, что умираю в одиночестве, никого не любя, без семьи и детей.

Я ползла по снежным сугробам в белом маскировочном халате, и мой отряд обнаруживал враг, и я убивала врагов, прикрывая отступление основных сил, а потом погибала и моя кровь заливала белый снег — последнее, что я видела перед тем, как погрузиться во тьму.

Я хватала свою шпагу под тревожный свисток боцмана и неслась на палубу вместе с остальными членами команды, и видела черные паруса и черные флаги приближавшегося корабля. И судно брали на абордаж, и смерть носилась по вантам, а в голове билась одна единственная мысль — не сдаваться живой.