Дневник метаморфа

Они были любопытными и непосредственными словно дети, эти аборигены, все, не только милая. Я будто снова в школе оказался. Когда-то давно со мной учился потомственный акробат, звезда всех школьных представлений, к тому одноклассники вечно приставали: а прыгни через голову? А ногу в рот возьмёшь? А на спор? А сам себе отсосёшь? Потом он перевёлся в спортивный интернат и актуальной звездой стала певица из девятого класса, мелкая брюнетка с длинным хвостом гладко зачёсанных волос, к той не приставали, она сама ко всем лезла со своими песнями.

— Ну, расходитесь, — решилась Тенго и сунула мне обоих детей, кажется, ей хотелось похвастаться.

Я уже был тёртым перцем, поэтому вернулся в воду и отплыл подальше. Самые осторожные из дакнусов последовали моему примеру.

Тенго крепко зажмурилась и сделала то самое движение, уложившее бобров — свила ракушку. Я уже знал, что так она «берёт в яйцекладе Первожены» своё электричество и преобразует переменный атмосферный ток в постоянный. Это пиздец, дорогой дневник, я жил с биологической трансформаторной будкой! Не влезай — убьёт.

Ветвистая, раскалённо-белая молния пронзила пасмурное небо, тряхнула Слезу и пропала с громким треском, распространяя запах озона, такая огромная по сравнению с сотворивший её маленькой Тенго… Вдруг скала пришла в движение и вздрогнула, посыпались с брызгами и стали улепетывать куда глаза глядят перепуганные дакнусы. А потом Слеза КРИКНУЛА.

Камень издал звук такой силы и мощности, словно труба апокалипсиса взревела. Мне показалось, что в огромном соборе одновременно взяли ноту десятки органов. Но звук был только побочным явлением! Слеза пустила мощнейшую волну, от которой всё моё существо содрогнулась до кончика хвоста, а усы с бородой и каждая шерстинка встала дыбом.

Это был тровант, дорогой дневник! Огромный живой камень из тех, что движутся, растут и звучат. Они даже на Земле есть, не только в Янтарном мире. Большая часть каменного крика лежала в инфразвуковом диапазоне, пожалуй, раньше я и не услышал бы его, а то, что дотянулось бы до слуха, составляло только малую часть реального звучания. Но не теперь, когда судьба подарила сканер и приёмник в голове! Кажется, низкочастотные акустические эмиссии трованта модулировались сверхнизкими инфразвуковыми волнами, а Тенго своей молнией этот крик активизировала.

В меня панически ткнулась какая-то самка и я с головой ушёл под воду, но тут же вынырнул, крепко прижимая к себе детей левой лапой, зажмурился, поднял язык к нёбу и загудел, включая свой чёртов сканер. От удара электричества воздух и жидкости в трованте пришли в движение, вот полости трубный глас и издали. Но как быть с волной? Без единого прибора кроме электронного блокнота, оставшегося в рюкзаке, в Бобике, я ничего не мог сказать. И то сомнительно, что какие-то человеческие приборы помогут разобраться в природе странных иномирных явлений.

А что, если прионы существовали изначально в виде доатомных соединений? «Сначала был Прион». Если в процессе эволюции они поселились в нескольких белковых видах Янтарного мира, что им мешало поселиться в камне? Эдакая долгосрочная инвестиция на случай катаклизма. Микровымогатель говорил о Хранителях почвы наравне с Хранителями крови, значит, так и есть. Они были передо мной, пресловутые Хранители почвы, способные породить киллера из малых, и не только его! И они кричали на весь белый мир о том, что грядут перемены, призывая готовиться. Не знаю как, но я это понял, дорогой дневник. Прионы не жили в человеческом понимании, но были по-своему, несомненно, разумны. О-о-о, вот где крылась тайна из тайн, величайшая загадка, с которой только мог столкнуться любопытный и пытливый разум!

Именно тогда я понял, что никуда и ни за что отсюда не уйду.

Глава 37. Побоище

Шульга уже видел работу мозгоедов, тогда, давно, на арене. Теперь их было больше, гораздо больше, но и звери стали иными — сытыми, культивированными. Фермерскими, блядь. Земля покрылась их разорванными мёртвыми телами, которые расшвыривал серебряный безголовый монстр.

Однако волна живых и яростных бестий окатывала адскую тварь — и отступала; окатывала, и снова отступала, словно водоросли и рыбу оставляя на земле погибших и раненых.

Когда-то тонкий вой, издаваемый в бою их глотками, привёл Алексея в ужас, но с тех пор он слышал ангельскую трубу и в целом получил такой переизбыток ужаса, что больше ничего не боялся, будто какой-то кувшин внутри наполнился, и теперь ни капли страха в него не помещалось. Страшно было только, что пострадает чужой ребенок там, внизу. Её мамка недвусмысленно дала понять, что Шульга умрет, если заявится. Ну, плевать, это роли не играло.