Дневник офицера КГБ

– Так в чем дело, Андрей?

– Сейчас описаюсь.

Когда в тебя вливают четыре литра физраствора, поневоле в туалет потянет. Первый раз под капельницей я пролежал без проблем. А вот второй раз уже через пятнадцать минут медицинскую утку запросил. Потом еще пару раз. Неудобно просить, а куда деваться?

– Тяжко? Посудину чего не попросишь? – спрашиваю Андрея.

– Просил, не несут.

Мимо проходит медбрат – из выздоравливающих бойцов. Хватаю его за руку.

– Земляк, парню совсем худо, утку принеси.

Тот посмотрел на Андрея.

– Потерпит, салага.

Сжимаю руку бойца.

– Ты меня, видимо, не расслышал? Как фамилия?

– Младший сержант Бутенко.

– Так вот, младший сержант Бутенко. Если через три секунды посудины у парня не будет, ты до конца службы будешь героически разносить больным и раненым ночные горшки. Понятно излагаю?

Через пять минут Андрей с благодарностью смотрел на меня.

Подошел Бутенко – забрать утку.

– У тебя что, мочевой пузырь – «наливник»?

Андрей – с извиняющимся взглядом:

– Так получилось.

– Так получилось, – передразнивает его Бутенко. – Как я ее понесу? Хоть отпивай.

И тут Андрей жалобно:

– А можно еще одну?

Пауза. Я посмотрел на Бутенко, он на меня. Оба захохотали, да так, что получили замечание от медперсонала:

– Тише, товарищи! Здесь больные. А вам, товарищ майор, должно быть стыдно. Устроили балаган…

Я извинился, но через десять минут, когда объяснил причину нашего веселья – немного приукрасив рассказ, – смеялась вся палата, даже тяжелобольные. Но задорнее всех смеялся Андрей.

И в болезни есть свои радости…

* * *

Лечение шло своим чередом. Утром – капельница, в обед и вечером – уколы. Кроме этого, я ежедневно выпивал четыре литра воды с аскорбиновой кислотой и глюкозой. Главное в лечении – больше пить, причем понемногу, но часто.

Мне организовали барокамеру. Барокамера – это большая бочка с окошечком для общения с врачами. Очень эффективная штука. При ослабленном организме хорошо помогает. Лежишь в ней, а тело насыщается кислородом. Красота! Правда, после первого сеанса, узнав, что с кислородом в госпитале напряженка, я от барокамеры отказался.

– Чего отказался? – спросил меня Евдокимович.

– Неудобно как-то. Тяжелораненым бойцам она нужнее.

– Тебе виднее, – пожал он плечами…

Через три недели активного лечения меня перевели в офицерскую четырехместную палату. Вроде и спокойнее, но в общей палате с рядовыми бойцами я чувствовал себя комфортнее…

Тахир навещал меня почти каждый день. Я ворчал на него:

– Чего приходишь? Подхватишь заразу, что тогда? У тебя через три месяца дембель.

– Меня ни пули, ни болезни не берут. Я заговоренный, – с улыбкой отвечал он.

Действительно, он был заговоренный. Три года в Кандагаре и – ни царапины, ни инфекции! Кроме того, окна его комнаты даже осколки от душманских снарядов не брали. Всякий раз после обстрелов я менял стекла, а у него в комнате за два года всего одно окно треснуло. Когда в октябре 1987 года в нашу группу прибыл Александр (тоже выпускник КАИ), я предложил ему занять комнату Тахира.

– Переселяйся. Комната заговоренная!

Александр переселился, а на следующий день после очередного обстрела в его окно влетел осколок от «эрэса»…

* * *

– Ну что Александр Петрович, билирубин [98] почти в норме. Через недельку будем готовить вас к выписке, – сообщил мне лечащий врач.

– Через неделю? А раньше нельзя? – спрашиваю его.

В палату вошел начмед.

– Как дела? – спросил он у врача.

– Да вот, товарищ майор в бой рвется.

– Куда торопишься? – обращается ко мне Евдокимович.

– На свободу с чистой совестью, – шучу я. – Ну, а если серьезно, то все бока отлежал. Почти месяц на кровати валяюсь. Надоело. Чувствую себя нормально.

– При гепатите минимум месяц нужно вылежаться. Так что не суетись, отдыхай, – охлаждает мой пыл Евдокимович.

Я жалобно смотрю на него.

– Хорошо, – соглашается он, – через пару дней возьмем кровь на анализ, если будет в норме, выпишем. Действительно, хватит тебе плацкарту занимать. Мест в госпитале не хватает. В день по пятьдесят больных самолетом в Ташкент отправляем.

Мое выздоровление пришлось на пик эпидемии. Вирусный гепатит, брюшной тиф, малярия… Случались и смертельные исходы, даже среди врачей. Один хирург, оперируя раненого бойца, случайно скальпелем порезал себе палец. Летальный исход. Как потом выяснилось, у бойца был гепатит.

Лечащий врач ушел, начмед остался.

– Евдокимович, ты мне популярно объясни, как жить теперь. Ну, там режим, диета и прочее.

– Популярно? Это можно. Для успешного восстановления твоей печени, – начал он, – необходимы три главных условия: режим труда и отдыха, положительные эмоции и диетическое питание.

– В Кандагаре всего этого в избытке, – прерываю его. – Режим труда и отдыха «идеальный». До обеда мы «мочим» «духов», после обеда – они нас. «Положительных эмоций» – с избытком, особенно после ночных обстрелов – можем одолжить. Диета – «сервис просто загляденье, отдан мухам на съеденье», – шучу я.

– Смышленый малец, – в тон мне отвечает Евдокимович. – Сам все понимаешь. Ну, а если серьезно, диета – не самое главное в восстановлении печени.

Удивленно смотрю на него.