Дневник посла Додда

Пятница, 5 октября. Сегодня у нас завтракали японский и испанский послы, фон Приттвиц с супругой, профессор Берлинского университета Хёцш с супругой, мистер и миссис Райт, миссис Баум из Чикаго, мисс Зигрид Шульц и другие гости. Японский посол держался очень умно и осторожно. Он говорил много и при этом ничего не сказал. Испанский посол – человек прямо противоположного типа: он открыто высказывал свое мнение и был очень откровенен.

Справа от меня сидела графиня фон Приттвиц, муж которой был германским послом в Соединенных Штатах с 1926 по 1932 год. Она высказывалась о событиях и людях в Германии с гораздо большей прямотой, чем мог себе это позволить я. С Приттвицами мы знакомы давно, но я не думаю, что могу сказать в глаза любому немцу, как ужасна диктатура Гитлера. Слева от меня сидела жена одного ученого, которая была столь же откровенна, как и графиня. Она сказала:

– Германские университеты на краю катастрофы. Половина профессоров немедленно эмигрировала бы в Соединенные Штаты, если бы они нашли себе там применение.

Я испытывал глубокое сочувствие к ней и к ее мужу, одному из крупнейших в Европе специалистов в своей области. Подобные разговоры бывают у нас в доме чуть ли не каждую неделю.

Суббота, 6 октября. Газеты сообщают о том, что возникла опасность установления фашистского режима в Испании. Если это случится, мне до слез жаль моего друга, испанского посла. Он подлинный демократ, очень умный и эрудированный человек. Если в Испании восторжествует фашизм, вся его жизнь будет отравлена. Но Европа совсем обезумела: невозможно предвидеть, что нас ждет впереди.

Все утро я читал бесконечные документы и доклады о положении в Германии. Во всякий другой период новейшей германской истории я решил бы, что назревает революция, но подобные признаки теряют смысл, когда все нити управления страной находятся в руках одного человека, а человек этот – маньяк, одержимый одной навязчивой идеей. Он считает, что некий бог призвал его спасти Германию, и ни один германский ученый или государственный деятель не смеет сказать ни слова против него. Вчера я получил сообщение: два брата, молодые эсэсовцы, были недовольны жестокой муштрой, которой их подвергли; они в очень мягкой форме высказались против самовластия Гитлера и отказались пойти на какое-то партийное собрание. Одного из них схватили на улице, убили, а труп сожгли. Через два дня пепел был передан в пакете его брату, оставшемуся в живых. Сообщение, о котором идет речь, не проверено, но оно совпадает со столькими другими фактами беспощадной жестокости, что я не могу не поверить этому. Цель подобных действий – держать в страхе всех немцев, чтобы они беспрекословно подчинялись любому приказу.

Воскресенье, 7 октября. Сегодня я весь день писал доклад, с которым мне предстоит выступить в Вашингтоне 28 или 29 декабря перед Американской исторической ассоциацией. Прежние доклады президента Ассоциации обычно бывали посвящены тому, «как нужно писать исторические работы» или «что является истинной областью истории». Мне кажется, подобные темы уже давно стали избитыми, и я должен вместо этого сказать нечто, имеющее реальную ценность для исторической науки. Я буду говорить о происхождении и развитии негритянского рабства на Юге Америки, озаглавив свой доклад так: «Первый социальный порядок в Соединенных Штатах». Поскольку времени осталось мало, и к тому же я очень занят в посольстве, мне приходится напряженно работать.

Понедельник, 8 октября. Сегодня день рождения Марты. Ее друзья и знакомые были приглашены к десяти часам вечера, а это довольно позднее время для развлечений и танцев. Пришло немало приятных людей; многие из них были очень встревожены, например молодой Штреземан, талантливый юноша, сын бывшего канцлера Густава Штреземана. Его мать – еврейка, а покойный отец открыто осужден нацистскими главарями. Молодой Штреземан лишен официального положения, и ему нелегко найти себе место юриста из-за происхождения его матери. Вечер прошел очень мило, если не считать того, что многие гости, как это принято среди дипломатов и среди немцев, засиделись далеко за полночь, а я в это время обычно ложусь спать.