Я был приглашен к полковнику Хаузу на завтрак. Он выглядит превосходно, хотя недавно сильно простудился и проболел целую неделю. Он много говорил о внешней политике: о необходимости вступления Соединенных Штатов в Лигу наций, о сотрудничестве с Англией на Дальнем Востоке, о мерах воздействия на Японию с целью пресечь ее захватнические действия в Китае. Я не уверен в том, что этот план удастся, но полковник сказал мне, что на завтра у него назначена встреча с японским послом. Я попросил полковника написать мне, если Япония выразит готовность сотрудничать с нами. Он обещал непременно сделать это.
Поговорив о позиции президента Рузвельта, мы согласились, что в отношении основной дилеммы, стоящей перед миром, он в целом придерживается тех же взглядов, что и мы, но опасается сильного сопротивления всякому своему прогрессивному шагу. Мне кажется, что такое сопротивление неизбежно вызовет всякая дальновидная и бескорыстная политика. Кроме того, ни одному президенту еще не удавалось сделать что-либо серьезное во второй срок своего пребывания на этом посту – исключение составляют разве только два мероприятия Вашингтона, которые он был вынужден провести, вызвав этим недовольство по всей стране. Рузвельт должен действовать в этом году или отказаться от попытки изменить что-либо в отношении Соединенных Штатов к обезумевшей Европе.
Хауз сказал, что постарается повидать Рузвельта в ближайшие месяц или два. Он одобрил высказанное президентом 29 января намерение направить посла в Женеву и этим сделать первый шаг по пути вступления Соединенных Штатов в Лигу наций. Я сказал:
– Учитывая экономические и политические трудности в самой Америке, гораздо важнее было бы просить конгресс сразу одобрить наше вступление в Лигу, так как нечего и думать о подлинном восстановлении промышленности ранее, чем за четыре или даже шесть лет. Если президент будет переизбран, у него в течение второго срока все равно не окажется всей полноты власти.
Хауз согласился со мной. Правда, я сомневаюсь, решится ли Рузвельт или какой-либо другой президент в наше время на столь непопулярный среди массы населения шаг, ибо американцев четырнадцать лет агитировали против всяких связей и сотрудничества с кем бы то ни было.
Первым моим побуждением было написать в государственный департамент и выяснить, не следует ли мне подать в отставку в знак протеста против того, что сенатское меньшинство навязывает Соединенным Штатам свою волю во внешнеполитических делах. Это произвело бы сенсацию, но дало бы мне возможность высказать во всеуслышание, как глупо, на мой взгляд, со стороны американцев осуждать диктатуру меньшинства в Европе и в то же время позволять меньшинству, которое большей частью находится под влиянием Херста и Кофлина, распоряжаться в таких важных вопросах.
– Все мы должны бороться за свое дело до конца и держаться друг за друга, – сказал он. – Так считает и государственный секретарь Хэлл.
Но тут же он добавил:
– Я никогда еще так не падал духом. Все усилия, направленные на восстановление промышленности, пойдут прахом, если наша внешняя политика будет диктоваться сенатским меньшинством, но я не вижу способа перехитрить эту группу.
Я сказал:
– На месте президента я бы выждал удобного момента и обратился бы к стране с предложением вступить в Лигу наций. После этого я предложил бы демократическому большинству внести совместную резолюцию и провести ее в обеих палатах. Я бросил бы вызов всем своим противникам и выявил истинную расстановку сил, пусть даже меня из-за этого не переизбрали бы на второй срок.