Затем я сказал министру, что начиная со второго лета моего пребывания в Берлине большинство посланников балканских стран в Берлине постоянно заверяют меня, что независимость этих стран может быть обеспечена лишь путем создания конфедерации в целях обороны и поддержания мира. Я спросил его:
– Будете ли вы рассматривать такой союз как угрозу Германии?
Он ответил:
– Нет, если Франция, Россия или Италия не возглавят его.
Тут возник вопрос об «окружении» Германии, о котором часто говорят с того времени, как была введена всеобщая воинская повинность в марте 1935 года. Я высказал мнение, что «окружение», или союзы, – естественное следствие падения влияния и силы Лиги наций, из состава которой Германия вышла. Если этот процесс будет развиваться и дальше, возникнет обстановка, аналогичная той, которая существовала в 1914 году. Фактически уже сложилась подобная ситуация: поделившись на два лагеря, все страны вооружаются до зубов; на одной стороне – Франция, Англия и Россия, на другой – Италия, Германия и Япония. Но прямо я этот вопрос с Нейратом не обсуждал. Он признал, что опасность велика.
Я высказал мнение, что балканские страны в случае их объединения станут важной гарантией мира. Настаивая на своем, я спросил:
– Почему бы не восстановить Лигу наций и не решить территориальные вопросы на конференциях?
Его ответ удивил меня.
– Мы рассматриваем вопрос о возвращении в Лигу при условии, – сказал он, – что западные державы согласятся вернуть наши колонии, разрешат нам вернуться и ввести войска в демилитаризованную Рейнскую зону и пойдут на некоторые уступки в отношении военно-морских сил.
Нейрат настаивал на возвращении колоний и заявил, что вопрос о Рейнской зоне можно решить путем дипломатических переговоров, что франко-русский пакт не имеет серьезного значения и что Англия получила согласие Германии участвовать в переговорах о морском договоре, которые должны вскоре начаться в Лондоне.
После нескольких замечаний о безумии милитаризма и войн я задал ему вопрос, действительно ли Германия готовится заключить с Японией специальный союз, как об этом усиленно говорят в последнее время. Он отделался следующей фразой: «Мы совершили бы самоубийство, вступив в новую войну», но заверил меня в том, что между Германией и Италией нет никакого союза и что Германия не вступит в войну с Россией, даже если Япония нападет на Советский Союз. Итак, я получил ответ на важный вопрос, не спрашивая прямо.
Я согласен с Нейратом, что Италия и Германия не склонны сотрудничать, если только обе они не окажутся перед необходимостью защищаться, находясь вне Лиги наций, но я не могу разубедить себя в том, что Германия поможет Японии в случае, если она начнет войну против России. Многое свидетельствует о связи Германии с Японией. Нейрат и Шахт не раз говорили вещи, дающие основание для такого вывода.
Когда я собрался уходить, Нейрат подчеркнул, что сейчас он обсуждает с Гитлером важные вопросы, и утверждал, что фюрер проявил уступчивость, особенно в вопросе возвращения Германии в Лигу наций. Это меня несколько удивило.
– Будь я государственным деятелем какой-либо из балканских стран, я перед лицом опасности, грозящей всем малым странам, имеющим общую границу с Германией, сделал бы все для образования такого союза, – не тесного союза, вроде наших Соединенных Штатов, а конфедерации для оказания взаимной помощи, экономической и политической.
Он согласился со мной, но отметил большие трудности: Австрия хочет восстановления Габсбургов, тогда как Югославия не хочет об этом и слышать; Венгрия крайне враждебна к Чехословакии, а Болгария еще не готова предпринять что бы то ни было.
На это я возразил:
– Если балканские народы, численностью 80 миллионов человек, не найдут пути к объединению, они лишатся независимости. Вам должно быть известно, что германский империализм слишком силен.
Мы расстались; соглашаясь друг с другом, мы в то же время сомневались в том, видят ли народы Европы пути к сотрудничеству. Посланник сказал, что вечером выезжает в Прагу, где будет гостем президента Бенеша.