Дневник посла Додда

Понедельник, 22 июня.

Я прибыл сюда, в Чикагский университет, в субботу утром, в наилучшем состоянии здоровья. Шесть недель, проведенных на моей ферме Стоунлей в Раунд Хилле, были одними из лучших в моей жизни. Государственный департамент, дав согласие беспокоить меня как можно реже, строго соблюдал эту договоренность. Я проводил на воздухе под теплыми лучами солнца по десять часов в день, работая понемножку то тут, то там, помогая сооружать пристройку для библиотеки, исправляя дороги, которые очень нуждаются в ремонте, и даже наблюдая за доставкой камня, необходимого для строительства библиотеки. Все это было не слишком утомительно, но весьма полезно для простых парней, работающих у меня.

Некоторых, которых, по-видимому, удивляло то, что я тружусь вместе с простыми рабочими, но для всех должно быть ясно, что без моей помощи они не сумели бы осуществить и половины того, что сделано. Погода была такой чудесной, а моя молочная ферма находится в таком превосходном состоянии, какое мне не приходилось наблюдать в течение многих лет. Кукурузные поля обещают хороший урожай, несмотря на небольшую засуху в мае. Тридцать коров приносят ежемесячный доход в 175 долларов. Если мой теперешний арендатор научится выращивать все необходимые корма, он будет получать действительно приличный доход, несмотря на низкие цены на молоко в Вашингтоне. Единственно, в чем я мог упрекнуть арендатора, это в небрежном уходе за лошадьми, которых я оставил ему.

Сегодня утром пришло известие из Берлина, что мой друг статс-секретарь Бюлов умер. Это печальная весть для меня. Он был благородной личностью среди мрачного окружения в Берлине. Бюлов простудился несколько дней назад, и простуда перешла в воспаление легких, с которым он был не в силах бороться, – то, что, боюсь, грозит и мне. Оба мы были очень подвержены простуде, оба имели небольшие электрические печки у письменного стола в кабинете. Я послал телеграмму министру Нейрату с выражением искреннего соболезнования. Бюлов был настоящим патриотом и неоднократно давал мне понять, каковы его действительные чувства к тому режиму, при котором он работал.

Воскресенье, 28 июня.

Этот университет, где я впервые выступил по приглашению Эндрю К. Маклафлина летом 1908 года, дороже мне, чем любой другой во всем мире. Быть может, я пристрастен, но здесь, несомненно, много настоящих ученых, стремящихся познать истину, много способных молодых ученых приезжает сюда каждый год. Ректор Хатчинс, назначение которого в 1929 году в значительной степени зависело от того, что профессор Чарлз Мэрриэм и я думали о нем, – очень способный и честолюбивый человек; иногда он очень неразумен в своих методах отбора новых ученых для различных областей науки. Сейчас он отсутствует, возможно умышленно, пока я здесь. Ему известны наши расхождения во взглядах по ряду важных вопросов. Его теоретическая позиция изложена в статье, напечатанной в периодическом издании «Йель ревью».

Я считаю, что университеты должны быть научно-исследовательскими центрами, основанными на свободе мысли и слова. Он того же мнения, но считает, что ректор университета должен иметь право назначать профессоров, не спрашивая согласия преподавателей факультета, ведущих работу и намного лучше, чем он, знающих кандидатов на выдвижение. Он придерживается диктаторской точки зрения в этом вопросе и в вопросе реорганизации. Я бы избрал иной метод: факультет дает рекомендации, они обсуждаются, и решение принимается большинством голосов. Это повысило бы интерес и работоспособность ученых, всегда склонных уединяться в сфере своей специальности.

Среда, 1 июля. Вчера вечером я говорил о мировой торговле, свободе торговли, промышленно-финансовых революциях, равных по значению поразительным успехам торговли между 1846 и 1912 годами, о ненормальном росте больших городов и, наконец, о мировой войне и ее влиянии на жизнь общества повсюду в период между 1918 и 1936 годами. Никогда еще меня не слушали с таким вниманием, а аплодисменты по окончании лекции превзошли все ожидания. Все газеты и корреспонденты имели полный текст моего выступления, но я знал, что чикагские газеты не напечатают его. Утром я обнаружил, что «Трибюн» попыталась использовать приведенные мною цитаты из высказываний Вильсона для того, чтобы умалить его славу. «Дейли ньюс» поместила заметку на десятой странице, «Трибюн» – на четвертой. Херстовские газеты, после того как их репортеры в течение получаса тщетно пытались выжать из меня интервью о положении в Европе и сделали полдюжины фотоснимков, напечатали по колонке размером в два вершка.