Дневник посла Додда

В этой же связи газеты упоминают имя Карла Шурца, игнорируя, однако, то обстоятельство, что Карл Шурц был арестован в Германии за его любовь к свободе; он бежал через Францию в Соединенные Штаты, где остаток своей жизни посвятил борьбе за демократию, так поносимую в современной Германии. Теперь гонения столь же жестоки, как и в шестнадцатом веке; только прямых убийств, может быть, меньше. Сотни проповедников заключены в тюрьму за пропаганду христианства.

Суббота, 17 апреля. Сегодня мое внимание привлекла немецкая «Официаль газетт» от 14 апреля. В ней перечислены имена девяносто одного немца, лишенного германского подданства. Самая видная фигура в этом списке – Людвиг Ренн, автор нашумевшей книги против войны. Среди остальных много детей противников нацистской партии. Одному из них всего два года от роду. В то же время стало известно, что произведены аресты среди старой немецкой аристократии; арестованных обвиняют в том, что они монархисты и пытаются восстановить монархию. Заметно строже стали надзор за евреями и меры наказания по отношению к ним. Запрещены все виды собраний евреев, кроме религиозных. Они не имеют права играть в теннис, футбол, заниматься водным спортом, греблей, плаваньем. Этот древний оплот свободы вероисповедания превращается в ужасную тиранию. По-видимому, около трети населения приветствует эту систему, отказывающую людям в личной свободе.

Вторник, 20 апреля.

Вчера днем Джордж Лансбери, английский профсоюзный лидер и поборник мира, беседовал с Гитлером в течение двух часов. Мне кажется, эту встречу подстроил Риббентроп, чтобы усилить пронацистские и пацифистские настроения в Англии и тем самым ослабить усилия по увеличению вооружений и, может быть, осложнить франко-английские отношения.

Мы устроили проводы русскому послу, уезжающему вскоре в Париж, и в посольство я пришел поздно. Перед самым моим отъездом в Потсдам, где я хотел посетить дворец старика Фридриха II, ко мне пришел Уильям Ширер, талантливый представитель агентства Интернэшнл Ньюс Сервис и передал мне слова Лансбери о том, что Гитлер якобы с большой похвалой отозвался о президенте Рузвельте и утверждал, что если Рузвельт созовет международную конференцию по вопросу о мире, то он, Гитлер, пойдет ему навстречу. Я воспринял это скептически, поскольку Шахт и Нейрат сказали мне 4 марта, что, пока между великими мировыми державами не будут заключены экономические соглашения, ни о какой конференции не может быть и речи. Я распорядился, чтобы посольство послало телеграмму в Вашингтон. Несколько дней назад я отправил Хэллу тщательно продуманное письмо, в котором дал анализ сложившейся здесь обстановки и особо подчеркнул наличие тревоги по поводу угрозы войны. Поражения Франко в Испании на время умерили воинственный пыл Гитлера.

Сегодня, выполняя малоприятную обязанность, я в стужу сидел под открытым небом на Берлинерштрассе, напротив знаменитого Технологического института, и вместе с остальными дипломатами наблюдал большой военный парад в честь сорокавосьмилетия Гитлера. Вопреки вчерашним мирным заверениям и всем урокам кровопролитной войны в Испании Гитлер стоял на трибуне в течение двух часов, наблюдая, как мимо него проходили 15 тысяч солдат и различная военная техника, стоящая много миллионов долларов. Никогда в жизни не приводилось мне видеть такую внушительную демонстрацию военной мощи.

По всей Германии был объявлен нерабочий день, и в Берлине тысячные толпы шагали по улицам, приветствуя Гитлера. Повсюду было множество детей. Хотя, по-видимому, многие известные в Германии люди очень недовольны нацистским режимом, сегодня мы видели повсюду только проявление восторга.

Некоторые дипломаты выражали неодобрение. Посол Франции, страны, которая больше всего способствовала тому, чтобы Германия пошла по пути вооружения, имел жалкий вид, несмотря на то что часть своего состояния он приобрел путем огромных поставок оружия в первые годы гитлеровского режима. На турецкого посла огромная демонстрация Гитлером военной мощи произвела тягостное впечатление, хотя в его собственной стране существует диктаторский режим. Представители некоторых латиноамериканских стран были возмущены. То, что я видел в течение двухчасового парада, было болезненным напоминанием о том, что все европейские державы предали забвению настойчивые рекомендации Вильсона 1918–1919 годов. Лига наций, на которую возлагалось столько надежд, потерпела крах. Когда я посмотрел на Нейрата, сидевшего рядом со мной, мне показалось, что его лицо выражает огорчение; Шахт, когда я при прощании пожал ему руку, выглядел очень несчастным. На него это действовало так же, как и на меня. С меня хватит. Больше я на празднества в честь дня рождения Гитлера не явлюсь, даже если мне и суждено пробыть еще год в Берлине.