Суббота, 15 мая.
Я получил вырезки газетных статей по поводу моего письма – все это самые постыдные передержки. Мои главные противники – сенаторы Бора и Кинг3. Их цель – доказать, что вне всяких сомнений я должен уйти со своего поста в Берлине и дать показания относительно тех миллионеров, которые действуют по указаниям из европейских столиц. Государственный департамент отказался поддержать эти требования сенаторов и, как мне кажется, указал им на их заблуждения. Сегодня я послал телеграмму президенту, в которой обратил его внимание на то, что главные положения моего письма остались вне поля зрения. Другую телеграмму я послал судье Муру с просьбой напомнить сенатору Кингу, что он раздул значение одной фразы в письме, а также передать ему, что я не могу назвать имена лиц, которые в Соединенных Штатах сообщили мне конфиденциально о возможной угрозе установления диктаторских режимов. Я дал находящимся здесь американским корреспондентам детальное изложение всего, что мной было заявлено по этому поводу, и разъяснил им, почему я не могу предать гласности полученную мной информацию о планах установления диктатуры. Они сказали, что уже опубликована подробная информация о моих беседах с ними. Если так, то дело может несколько проясниться.Германское министерство иностранных дел не проронило по этому поводу ни слова. Насколько мне известно, в немецких газетах ничего не было напечатано, хотя я убежден, что из германского посольства в Вашингтоне поступила информация. Немцы, как мне кажется, боятся, что если они начнут кампанию против меня, то я опубликую книгу о тех мрачных четырех годах, которые провел здесь. Я убежден, что сотрудники министерства иностранных дел в значительной мере сочувствуют мне. Кроме того, официальные лица знают, что следует говорить и делать в подобной ситуации. В официальных кругах Вашингтона известно, что я готов уйти в отставку. Мне надоело бездействовать здесь.
Среда, 19 мая.
Сегодня я получил сердечное письмо от президента Рузвельта, в котором он пишет, что разделяет мое мнение по вопросу о Верховном суде и что этот год является наиболее подходящим временем для проведения в стране честной, откровенной дискуссии. Письмо было написано накануне его поездки по Мексиканскому заливу, где он решил провести свой отпуск. Таким образом, его не было в США, когда сенаторы обрушились на меня за мое письмо. Президент просил также сообщить мое личное мнение о новом после Дикгофе, который должен вскоре прибыть в Вашингтон.Судья Мур тоже написал мне, известив, что президент обещал пост посла в Берлине Дэвису, который сейчас находится в Москве или, вернее, на пути туда. Он остановился в Лондоне, где, вероятно, потратит большую сумму денег, чтобы посмотреть 12 мая церемонию коронации. Мур был так уверен в этом, что даже не передал мое последнее письмо президенту. С моей точки зрения, подобный способ назначения настолько чужд нашей демократии, что я испытываю большое желание взять назад свое обещание об уходе в отставку. Что за идея назначать сюда человека, не знающего немецкого языка, мало знакомого с европейской историей или со всем тем, что связано с современной обстановкой, и намеревающегося тратить по 100 тысяч долларов в год! Так или иначе, я решил отложить свое возвращение в Соединенные Штаты и сообщить президенту свое мнение о том, что этот человек не соответствует такому важному посту.
Четверг, 20 мая.
Сегодня ко мне явился бедно одетый немец лет семидесяти. Во время инфляции он потерял все, что имел, и сейчас числится пенсионером. Но он изобрел средство предохранения дерева от возгорания и предполагал, заняв деньги, открыть новое дело, которое принесло бы ему доход. Он сказал, что пытался получить патент на свое изобретение, но правительство не разрешило зарегистрировать его. Я не уверен, что это так, но он показал мне объявление, в котором указывалось, что все изобретения и открытия принадлежат правительству. Во всяком случае он боялся, что его арестуют, если станет известно, что он был у меня, особенно учитывая его намерение просить визу для поездки в Соединенные Штаты, где он надеялся продать свое изобретение и заработать себе на жизнь. Я не мог ничего обещать ему, поскольку у него нет никаких средств, чтобы приступить к делу.