Дневник. Том 1

наутро дать свой отзыв.

От него мы летим к Брендо. Нет дома. Его мать сообщает,

что он будет к пяти. В половине пятого мы пишем Лире. В пять

снова звоним у дверей Брендо и застаем там целое семейство.

Хозяина ждут к обеду. Мы беседуем с семейством актера чуть

ли не до шести часов. Брендо нет и нет!

В половине восьмого мы поймали его в артистической

Французского театра.

— Выкладывайте... — говорит он, одеваясь и бегая по ком

нате в белом пеньюаре. — Не могу, увы, не могу прийти на

читку. — Он кидается то за гребнем, то еще за чем-нибудь.

— А сегодня вечерком?

— Не могу! Мы с друзьями прямо отсюда отправляемся

обедать... Хотя, стойте! Сегодня я буду пятнадцать минут не

занят во время спектакля, вот я и прочитаю! Подождите меня

в зале.

Играли какую-то пьесу Гозлана. Наконец опустили зана

вес. Брендо наша пьеска понравилась, и он обещал поговорить

с Уссэ. В восемь часов везем рукопись и письмо на квартиру к

Лире. В девять мы снова у г-жи Аллан, которая в кругу семьи,

каких-то школьников, выглядит совсем по-домашнему, — мы

выкладываем ей все события этого дня. Таков был наш первый

день авторских треволнений.

Два дня спустя мы, трепеща и замирая, ждем решения

своей участи на скамье, на одной из площадок лестницы Фран-

47

цузского театра. И вот из кабинета Уссэ доносится голос г-жи

Аллан: «Не ожидала от вас, да, да, не ожидала...»

«Провалились!» — говорит один из нас, в полной духовной и

физической прострации, которая так великолепно схвачена

у Гаварни: юноша, в отчаянии рухнувший на стул в тюремной

камере Клиши *.

Все кончено. Наш мыльный пузырь лопнул. И откровенно

говоря, пьеса «В новогоднюю ночь» не заслуживала большего.

Такова судьба первых литературных мечтаний. Они сущест

вуют лишь для того, чтобы взлететь к небу, провожаемые взгля

дом детей, сверкнуть и лопнуть.

ГОД 1 8 5 2

Конец января.

«Молния» — еженедельное обозрение литературной, теат

ральной и художественной жизни» — вышла в свет 12 января

1852 года.

И вот мы играем в журнал. У нашего журнала есть своя

редакция — на первом этаже в доме на улице Омаль, которая

тогда только начинала застраиваться. У нас имеется свой управ

ляющий, которому выдаются сто су под расписку. Это Путье,

богемный художник, друг Эдмона по коллежу. У журнала своя

линия поведения: романтизм, чистый, резкий, строгий, без вся

кой примеси. Бесплатное помещение объявлений и даже пре

мии: Вильдей, проекты которого так же экстравагантны, как

его бархатные жилеты и часовые цепочки, придающие ему вид

какого-то итальянского князя, украшающего своей особой

табльдот, — Вильдей задумал устроить в виде премии бал для

подписчиков. Итак, у нашего журнала есть все, кроме подпис

чиков.

Мы проводим в конторе два-три часа в неделю, и всякий

раз, когда раздаются шаги на этой новой улице, где мало про

хожих, мы ждем, не появится ли подписчик, читатель или со

трудник. Никто не является, ни рукописи — невероятно! — ни

даже поэты — уже совсем непостижимо!

Мы бесстрашно продолжаем выпускать журнал впустую,

сохраняя веру апостолов и иллюзии акционеров. Вильдей вы

нужден продать коллекцию «Ордонансы французских коро

лей», чтобы продолжить существование журнала, затем он на

ходит ростовщика, у которого раздобывает пять-шесть тысяч

франков. Никаких изменений. Нас упорно не замечают. На ме

сте нашего управляющего-художника появляется другой, по

4 Э. и Ж. де Гонкур, т. 1

49

фамилии Каю, создание столь же фантастическое, как и его

имя, книгопродавец из района Сорбонны и член Академии го

рода Авранша; потом третий управляющий, похожий на щел

кунчика, бывший военный, — у него нервный тик, поэтому он

поминутно косится на место, где некогда красовались его эпо

леты, и сплевывает через плечо.

Я бросаю Вильдею мысль о Гаварни, он загорается этой

мыслью, и журнал начинает выходить с литографиями Га

варни.

Осуществляя замысел устроить бал для подписчиков, Виль-

дей взял у своего ростовщика партию в двести бутылок шам

панского; оно начало портиться, и мы решаем вместо бала

«Молнии» устроить семейный праздник в редакции. Пригла

шены все знакомые «Молнии». Разыскали Путье, потом одного

архитектора, затем торговца картинами и всяких неизвестных,

приглашенных случайно, наспех; на каком-то вечере подобрали

двух девиц; позвали Надара, который начал печатать серию

своих карикатур в нашем журнале, — он предлагал открыть все

окна и зазывать прохожих, чтобы помогли распить шампан

ское.

В один прекрасный день у нашего журнала появляется под

писка. Подписчица — актриса, единственная душа, пожелав

шая выписать «Молнию». Это была певица из Музыкального

театра *, г-жа Рувруа. Она выгодно поместила свои шесть

франков: Вильдею предстояло впоследствии немало промотать

с ней из своих двух миллионов.

Однажды, когда любовница Вильдея, рыжая особа по имени

Сабина, зашла к нам в редакцию и спросила: «А почему этот

человек, вон там, в углу, такой печальный?» — ей ответили

в один голос: «Это наш кассир!» < . . . > 1

У меня есть родственница, миллионерша, по пятницам она

съедает только одну селедку, и то ее отцу достаются мо

локи. Пока ей не исполнилось девятнадцать лет, ей не давали

мыла. < . . . >