16 февраля.
Какая мучительная жизнь. Сегодня пятница, у меня совсем свободный день. Казалось бы, сиди и занимайся. А дров нет. С утра я повезла на салазках белье в прачечную, оттуда на Мальцевский рынок. Купила 2 кг картошки – 46 рублей, и мешок дров, повезла на санках домой. Втащила на второй этаж, устала страшно. Потом пошла в лавку, выдача постного масла. Увы, кончилось, будет вечером. А у меня уже две недели нет никакого жира. Так проканителилась часов до трех. В 6 часов совещание в ремесленном училище об экзаменах. Т. к. я совсем внове и не знаю, что к чему, пошла. Совещание было очень коротким, и я пошла пешком за маслом, магазин против цирка. Постного масла нет, есть комбинированный жир, который надо брать в банку. Ушла. В трамвай не попасть. Пошла пешком домой!Весь вечер перешивала себе блузку, затем стирала и вот ложусь, уже поздно. Можно ли тупей провести день?
А работы гибель.
8 марта.
Опять лежу с гриппом и мучительным кашлем. Только что я размечталась о том, как благодаря службе выйду из нищеты, и вот adieu veau, vache, cochon, couvée[1286]! Две недели болезни – это минус 500 рублей.Не везет.
Заходил Кочуров, рассказал, что с Богданова-Березовского снята уплата сотен тысяч, вообще снято все! Очевидно, по словам Ю.В., – «за большие услуги, оказанные… НКВД». Попов давно подозревал Богданова-Березовского в этой collaboration, а также и Шостаковича! Последнему я не верю. Хотя Д.Д. трус.
Кочуров меланхолично констатировал новую волну «бдительности», на это я ему сообщила об аресте Гнедич, Асты Галлы (Ермолаевой), Булгаковой и Екатерины Макаровой, он пришел в ужас. Насколько мне известно, все эти три писательницы – божьи коровки.
Говорят, что всех наших военнопленных, возвращающихся из немецкой неволи, препровождают в свои концлагеря или на шахты, не разрешая побывать дома![1287]
(Сослуживец Ольги Андреевны.)Вот уж, что называется, без черемухи![1288]
11 марта.
В комнате холодно. Дров нет. Первый раз сегодня встала и отправилась на рынок за дровами. Купила две вязанки за 60 рублей и повезла. Два раза санки перевертывались, пошла кровь из носу, еле дотащила до дому. Нищета, нищета насильственная. Половина зарплаты у всех вычитается. Ставка у Елены Ивановны в университете 1000 рублей – на руки получает 580. И так у всех.Дров нигде не заготовили. В университете, в Эрмитаже, в Академии художеств не топят. Леля Якунина рассказывала, что пишет в шубе, натурщица стоит одетая, в валенках. А им говорят: следите за формой!
Я напрягаю мозг, чтобы придумать, какими доводами убедить Храпченко, чтобы разрешили возродить наш театр. Сделать это надо. Так хочется еще поработать с марионетками, с хорошим нашим коллективом. Быть преподавателем скучно. Никогда не любила этого дела. Опостылела эта мучительная, нищенская,
Учебник по истории западного искусства под редакцией Пунина[1289]
: на каждой странице тексты Маркса и Энгельса, совершенно как в Евангелии приводятся пророки. Эти тексты на все случаи жизни. Причем подлинная история часто противоречит марксистским истинам.Анна Ивановна была у своей приятельницы Людмилы Владимировны – к той приехал из Ревеля сын Вишневского, которого она воспитала. Он моряк, коммунист. В Ревеле женился, венчался в церкви, шаферами были моряки, партийные. Жена (18 лет) прислала письмо, в котором, между прочим, пишет: «Мы венчались по всем обрядам православной церкви!»
Вдобавок ко всем прелестям нашей жизни трамвай стал недосягаемым удобством. Я то и дело хожу по утрам пешком на Михайловскую площадь, но это пустяки. Елена Ивановна с Ковенского переулка ходит пешком в университет. Щекатихина с Петроградской стороны – на Фарфоровый завод. На днях Ольга Андреевна пришла из Волковой деревни. Всегда и во всем полное принципиальное презрение к обывателю и его нуждам, к человеку вообще.
14 марта.
Как хорошо Федин написал о Шишкове: «Это был человек любви, сердца, человек нежной души. Вряд ли у другого нашего современника писателя найдется столько преданных друзей, сколько оставил сейчас на земле Вячеслав Яковлевич. Поистине он дал нам много счастья. Это был Человек»[1290].Про Толстого этого не скажешь. Это был не крупный человек, и друзей он не оставил. Он людей не ценил, не любил, они были ему не нужны. От скольких людей, друзей он отрекся на моих глазах: Замятин, Старчаков[1291]
; такова же и Наталья Васильевна.Последний раз я встретила В.Я. на улице осенью 41-го года. «Что сделали они со страной! За двадцать пять лет разорили, сделали нищей», – говорил это В.Я. возмущенно, озлобленно. Он был со мной часто очень откровенен.