Однажды я чуть не усомнился в своей профессиональной пригодности. Случай этот стал уроком на всю жизнь. С благодарностью вспоминаю человека, который открыл мне главную тайну милицейской профессии. Спустя два года он погиб в схватке с вооруженным бандитом. Этим человеком был шофер-милиционер Рим Мингачевич Хабиев. Невысокого роста, широкоплечий, черноволосый, с удивительно нежным, чистым, каким-то застенчивым взглядом черных глаз, он невольно вызывал чувство симпатии.
Как-то вечером выехали на квартиру, где пьяные супруги устроили дебош. Действовал я, как мне казалось, быстро и решительно: взял заявление, предложил соседям прийти в отделение милиции для дачи объяснений, а разбушевавшихся мужа и жену посадил в машину, считая свою задачу выполненной до конца. Но Рим нерешительно топтался у подъезда дома. «Чего он медлит? Адресов столько, что до утра хватит ездить!» — подумалось мне.
Рим подошел и, виновато глядя в сторону, тихо спросил: «Коля, а как же ребятишки?» Я вначале не понял вопроса, но, когда дошло, горячая волна стыда захлестнула меня. Я сразу вспомнил двух мальчишек, испуганно глядевших на нас из кухни. Как же я, дежурный инспектор, офицер, человек, поставленный для наведения порядка и справедливости, мог забыть о детях!
Да, такому в институтах не учат. Это особая наука, наука человечности. И тот, кто не постигнет этой науки, не вправе работать в милиции. Но об этом я подумал позже. А пока я стоял перед Римом, сконфуженный его замечанием, заливаясь краской стыда. Спросил наконец:
— А что же с ними делать?
Рим помолчал, а потом так же тихо сказал:
— Я попрошу соседей за ними присмотреть, а завтра сообщим инспекторам детской комнаты.
— Правильно! — обрадовался я, и будто камень свалился с сердца.
В Риме поражала какая-то удивительная скромность.
В то время он еще жил с родителями. Но когда женился младший брат, Рим ушел в общежитие, чтобы не стеснять молодую семью.
В органы милиции Рим Хабиев пришел с Верх-Исетского металлургического завода по комсомольской путевке. Отличный столяр и слесарь, водитель-профессионал, он стал постовым милиционером. А потом был день, когда разбушевавшийся хулиган учинил погром в доме. Когда прибыл наряд милиции, преступник, закрывшись в квартире, грозил убить всякого, кто посмеет к нему войти. Старший сержант Хабиев первым шагнул в квартиру. Преступник отчаянно сопротивлялся. Рим выбил из его рук топор. Но тот бросился с ножом. Один из ударов оказался смертельным. И все-таки Рим вместе с подбежавшим товарищем успел скрутить бандита и только после этого упал.
Он очень любил детей. И они тянулись к нему, видя в нем доброго, искреннего человека, который поймет, объяснит и поможет. В большой толпе провожавших в последний путь героя-комсомольца от Дома культуры железнодорожников островками виднелись детские головки.
3
У Николая Клевакина украли ружье, старую одностволку. Лежало оно на полатях уже много лет. Четырнадцатилетний сын Володя клялся, что ружья не брал. Кто же?
Подозрение пало на Мишу Семенова и Сашу Вершинина, товарищей сына. Клевакин запрещал Володе водиться с дружками, о которых в Реже ходила дурная слава: занятия они пропускали, грубили учителям, повсюду ходили в сопровождении своры собак, которые, казалось, сбегались к ним со всего города.
— Кому, как не им? — подытожил Клевакин.
Осмотрели дом, опросили соседей и поняли, что подозрения Клевакина не лишены оснований.
В квартиру Саши едва достучались. Вершинин-старший, в грязной майке и мятых брюках, по всему судя, мучался с похмелья. Он отворачивал лицо, икал, но объяснил, что его «спиногрыз» уже неделю не ночует дома…
В доме второго подростка — Михаила — услышали нестройный хор. Хмельные голоса со старанием выводили историю о замерзающем в степи ямщике. Валентина Николаевна, мать Миши, пыталась втолковать нам, что не может объяснить, куда делся сын.
Инспектор детской комнаты милиции, молодая, смуглая женщина, тяжело вздохнув, сказала:
— Попробуйте поискать в лесу, у дороги… Много раз их там находила.
Долго бродили по осеннему лесу. Скоро с Валентином Ряковым, помощником, даже из виду потеряли друг друга.
Вдруг неподалеку раздался громкий лай, вскрик. Побежал на крик и увидел помощника, окруженного сворой собак. Валентин был в растерянности. Соображая, чем бы ему помочь, я заметил в тени небольшую избушку. Он тоже увидел строение и решительно пошел вперед. Двинулся и я. Окруженные лающей стаей, мы и вошли в странную обитель. Внутри она напоминала блиндаж. Все сделано прочно и добротно. Справа от дверей печь и стол, слева — деревянные нары. На нарах рядышком, как воробышки, сидели черноволосый худощавый Саша и белобрысый, вихрастый, голубоглазый, весь в веснушках Михаил. Оба удивленно смотрели на гостей. Не ждали…
— Привет хозяевам! — поздоровался Ряков и, уверенно пройдя к столу, сел на лавку.