Дни тревог

В этот день Колька до вечера просидел в детской комнате. А вечером, когда он (в который уже раз!) пообещал, что больше красть не будет, его отпустили. Потом Колька долго сидел в сквере напротив отдела. Когда же стемнело, снял с пожарного щита лом, сорвал со стоявшего в глубине двора гаража два амбарных замка, вывел мопед «Рига-4», прыгнул в седло и помчался, оглашая сонные улицы пронзительным треском. Дома он поставил мопед в сарай и лег спать.

На следующее утро я опять грузил мопед и Кольку в автомашину и вез в райотдел. Снова была беседа, увещевания. Но Колька отлично знал: пока ему не исполнится четырнадцать лет, его не посадят.

…Время тянулось долго. Колька мучительно ждал конца беседы, когда можно будет пойти на реку, где у него есть облюбованный уголок и где он мог часами валяться в густой зеленой траве и спокойно размышлять о своем непутевом житье-бытье.

— Ты залез в квартиру уважаемого человека, — откуда-то издалека донесся до Кольки голос инспектора. — Он выращивает сады для людей. Это старый человек. Он украшает нашу жизнь и щедро делится этой красотой с каждым, а ты разрушил плоды его долголетних трудов.

В эту минуту в дверь постучали:

— Да, войдите! — сказала Зоя Васильевна.

— Разрешите? — Дверь комнаты открылась, и на пороге появился пожилой мужчина невысокого роста с седыми усами и пышными белыми как снег волосами. В руках он держал серую кепку-шестиклинку.

— Входите, входите, Николай Герасимович! — приветливо ответила Зоя Васильевна. И добавила, показывая на Кольку:

— А вот и ваш ночной гость.

Николай Герасимович внимательно и, как показалось Кольке, доброжелательно посмотрел в его сторону. Помолчал. А потом вдруг, усмехнувшись, негромко произнес:

— Так, может быть, вы, Зоя Васильевна, отдадите мне этого «героя» на расправу?

Зоя Васильевна строго взглянула на Кольку и так же строго сказала:

— Ну если вы об этом просите… — И добавила, обращаясь к Кольке: — Потом вернешься ко мне.

Колька дошел с Николаем Герасимовичем до знакомого ему дома, окруженного тенистым садом. Вошел в ту калитку и невольно бросил взгляд на крайнее левое окно. Именно туда забрался он через форточку и, зацепившись брюками за шпингалет, уронил с подоконника два горшка с какими-то растениями. Из квартиры он утащил только карманные часы; часы у Кольки в милиции забрали. Сейчас он больше всего недоумевал: зачем ведет его к себе домой этот странный старик и почему он, Колька, до сих пор не убежал от него?

Они вошли в просторную комнату, где накануне он побывал с ночным визитом. Увидев комнату при дневном свете, Колька остановился в растерянности. На окнах, на столе, на комоде, на стенах и на полу стояли и висели вазы, горшки и горшочки с цветами и различными незнакомыми Кольке растениями. Из всего этого буйного растительного мира Колька узнал только алоэ, кактусы и герань. Остальные ему были неизвестны. На комоде на прежнем месте лежали большие карманные часы. При виде этих часов у Кольки пожаром запылали уши, что случалось с ним крайне редко. А Николай Герасимович, словно не заметив Колькиного замешательства, заговорил. Колька сперва равнодушно слушал глухой голос старика, но постепенно сказочный рассказ о дальних странах, диковинных растениях и удивительных людях увлек мальчишку, и он завороженно смотрел на зеленые фикусы, вечнозеленые бегонии, красноцветный бальзамин и удивительные двухэтажные лимонно-мандариновые деревья.

— А вот это семейство зеленых уродцев — кактусы, — продолжал Николай Герасимович. — Маяковский так писал об этих замечательных растениях. — И старик, откашлявшись, торжественно произнес:

Аж сам не веришь факту:Из всей бузы и вараВстает растенье — кактус

Трубой от самовара.

Сочно сказано. А вот два из них, филлокактус и опунцию, ты, Коля, сегодня ночью сломал.

При этих словах Колька вздрогнул и опять покраснел, но Николай Герасимович спокойно продолжал рассказ.

Потом Колька каждый вечер пил густой ароматный чай с вишневым, малиновым и смородиновым вареньем, сверенным «дедой Колей», так позднее стал называть его Колька, и рассказывал со всей откровенностью историю своей непутевой жизни. Описал и последнюю историю с часами.

— Ну вот что, — сказал однажды хозяин. — Стар я становлюсь. Ни детей, ни внуков у меня нет. А есть мечта: посадить в городе кедровые аллеи. Как тебе, а? Да ты не спеши с ответом, не спеши. Подумай, брат, крепко подумай. А надумаешь, приходи. Если меня дома не будет, ключ висит за ставнем у крыльца.

И опять, после этих слов старика, словно горячая волна обожгла Кольку. Ключ от дома! Ему? Странные мысли одолевали парнишку. И хотя Николай Герасимович не сказал ему ни слова о краже, о его жизни и поведении, Колька знал твердо: с воровством покончено навсегда.