А с Юлькой получилось еще до этого – что приятно, само по себе, что досадно, при обстоятельствах, которые не позволили запомнить, чем там всё кончилось, и даже заставляли сомневаться в самом событии. Федеральный округ проводил слет молодых профессионалов, Саня представлял кадровый резерв управленцев, Юлька – цвет уже не журналистики, а эвент-индустрии, что бы это ни значило, остальные участники были еще хуже и уж всяко пафоснее, тупее и трусливее, причем касалось это не только сарасовских. Слет продолжался три дня, они были невыносимо тягомотны и компенсировались только вечерами в конференц-баре. Саня и Юлька ворковали там, не обращая внимания на остальных и пропитываясь замысловатыми коктейлями и восторженной симпатией друг к другу. Саня уж точно, про Юльку сказать наверняка было невозможно ни тогда, ни вообще, ни по этому поводу, ни по любому – но ведь обжималась она с ним на отвальной вечеринке, пила ведь с ним на равных, и в итоге ведь сбежала не от него, а с ним, в его номер – это Саня помнил точно. Дальнейшее он помнил смутно – и страшно об этом сожалел. Ночь вроде вышла жаркой, Юлька была даже жарче, потрясала умением и энтузиазмом, и уж точно не обманула достоинствами фигуры: ноги длинные и мускулистые, грудь большая и прохладная, живот плоский, кожа как шелк, а запах свежий везде и всегда, – но, быть может, Саня додумал это позднее, чтобы закрыть провалы в памяти. Проснулся он один – правда, голый и с чувством приятного опустошения от солнечного сплетения до голеней, но это ничего не значило.
Сразу пообщаться с Юлькой не удалось, чуть погодя тоже. А когда он вступал во владение издательством, форсировать реализацию давних фантазий было несподручно: Саня только что удачно женился, а тесть, и представлявший, собственно, основную удачу, довеском к деньгам и политическому влиянию нарастил подозрительность и свирепость. Сочетание этих особенностей с гипертрофированным чадолюбием заставляло Саню обходить Юльку стороной и не задерживать на ней взгляда.
Хотя взгляд прилипал сам. Юлька выглядела как дорогая голливудская актриса в первых эпизодах сериала про скромную офисную работницу, которой сценарием суждено вырасти в олигархши или оказаться спецагентом. Фигура у нее стала совсем идеальной – Юлька, похоже, не вылезала из спортзала, к тому же не рожала.
Это было особенно больно на фоне Саниной жены: ее расплывшуюся фигуру хирургия не спасала, а, как и принято у хирургии, превращала в набор округлых обрубков, сочетание которых всё менее походило на человека.
Саня честно держался, держался два с лишним года. Но сегодня можно было и отпустить себя.
На этой неделе семейство махнуло до Рождества в Доминикану, только и открытую для бедненьких россиян в ковидную пору. А совсем бедненький Саня остался, потому что дела, журнал и до сих пор не принятый городской бюджет требовали его обязательного присутствия.
Сегодня сам бог велел расширить присутствие.
Саня честно пытался форсированно одолеть первый этап исключительно словами, взглядами и языком тела – не зря же коуч полгода этим мозг выносил. Но на Юльку это не действовало совершенно. И когда она проверила часы с явным намерением сообщить, что всё, Сан Юрьич, пора, я помчалась, он понял, что время слов истекло. Пора действовать.
Он мягко охватил Юлькино запястье и спросил:
– Это что за ерунду ты носишь? Не эпл-вотч ведь?
– Лучше, – сказал Юлька, терпеливо дожидаясь, пока он отпустит.
Отпускать Саня не собирался, он чуть сжимал и отпускал тонкое запястье, кончиками пальцев другой руки небрежно поводя по Юлькиному плечу сквозь тонкий рукав, но смотрел вроде бы только на циферблат.
– А чем лучше и для кого? – спросил он. – Как они работают?
Юлька попыталась освободиться, но мягко и без фанатизма. Работает, подумал Саня торжествующе, и принялся оглаживать и ощупывать всё дальше, бормоча бархатисто и ласково, чтобы не спугнуть, первое, что приходит на ум:
– Людям хочется ведь знать… Знание – сила, а сила в правде… И в здоровом теле здоровенный такой, вот как сейчас…
Живот у Юльки был вправду плоским и твердым, а грудь наоборот. Немного смущало, что она никак не реагировала на поглаживания – и не изгибалась, как принято, и не отстранялась, просто сидела статуей, – но Саня решил не смущаться.
Орудовать вытянутыми руками при сохранении устойчивой посадки было неудобно, а терять посадку еще неудобнее, брюки и без того трещали. Саня на миг отнял руки, чтобы подвинуть кресло. Оно пошатнулось и взвизгнуло так, что Саня вздрогнул и рассмеялся.
Юлька осведомилась:
– Ну как, всё на месте?
Саня снова рассмеялся, чтобы скрыть неуверенность, и заверил:
– Еще как.
– Прекрасно. Предлагаю по домам.
– Давай ко мне, – сказал Саня неожиданно для себя.
Скажет про жену и ребенка – урою, подумал он опять же неожиданно для себя.
– Сан Юрьич, уймись уже, не мальчик, чай, – сказала Юлька, поправляя платье и браслет.
– Дай померить, – попросил Саня, вспомнив – видимо, пасом от древнего словечка «урою», – древний трюк, который в сопливом пубертатном детстве иногда срабатывал с девками.
Юлька подняла бровь.