До конца жизни

И снова началось что-то невообразимое. Матвей едва успевал разогнуть спину, чтоб сосчитать деньги, как очередной покупатель уже торопил его, заказывал вес. Для ловкости Матвей даже снял полушубок и остался в одной только заячьей безрукавке. Набирая лук прямо тарелкой, Матвей вначале радовался, что торговля идет так бойко и весело, и даже те тридцать рублей, что проторговал он по своему недомыслию, потихоньку начали забываться. Он уже прикидывал, сколько выручит денег и как лучше с ними обернуться: то ли строить Таньке новый дом самому, то ли, может, купить его сразу готовым. Вон Коля Досик в город собрался переезжать, четыре с половиною просит. И дом ничего, под железом, и огород в низинке…

Но вскоре, поглядывая из-за прилавка на длинную очередь, Матвей опять заволновался, опять полезли ему в душу разные мысли и сомнения. Коль народ валом валит, то, должно быть, не два рубля цена его луку. И даже не о выручке думалось Матвею, а о том, какой же он все-таки недотепа. Такой лук по рублю головка продавать надо! А по полтора или по два рубля он мог его и у себя дома весною продать. Ведь такого луку по всей деревне ни у кого не уродилось! И нечего было с ним тащиться черт знает куда, за тридевять земель!

Матвей оглянулся по сторонам и опять хотел было сделать ту же самую манипуляцию с полуподвальчиком, как вдруг сзади его объявился Санька. Перешагнув через пустые мешки, он подошел поближе и поинтересовался:

— Как торговля, Калинович!

— Да так себе, — вздохнул Матвей, — по два рубля гоню.

Санька вначале хмыкнул, потом присвистнул и отодвинул Матвея от весов:

— Ну-ка, погоди.

Матвей послушно отошел, чувствуя, что ничего худого сейчас для него Санька не сделает. А тот уже колдовал, распоряжался возле весов. Высыпая лук в сумку низкорослого, не очень бойкого на вид мужика он весело и задорно объявил:

— Два пятьдесят лучок!

От неожиданности мужик поперхнулся на полуслове:

— Как же так?

— А так! — шуманул на него Санька. — Не хочешь — не бери!

Очередь кинулась защищать мужика, помогать ему, на все лады ругала Саньку и заодно, конечно, и Матвея.

— Совести у вас нет!

— Есть! — белозубо хохотнул в ответ Санька. — Луку нет!

Мужик неожиданно для всех оказался не таким уж и тихоней. Деньги за лук он заплатил, но отходить от прилавка никак не хотел и все пугал Саньку:

— Вот приведу сейчас милицию, тогда узнаешь.

— Веди, веди, — не моргнув глазом, ответил Санька. — Твоя как фамилия?

— Моя? — опешил мужик. — Селиванов. А что?

— А ничего. Работаешь где?

— В леспромхозе.

— Так это ты на прошлой неделе Ивану Трофимовичу двадцать кубов леса загнал?

— Какому Ивану Трофимовичу?

— А вот веди милицию, — наседал Санька, — тогда и разберемся.

Мужик пожал плечами, но больше связываться с Санькой не стал, незаметно, бочком нырнул куда-то в толпу.

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — по-лошадиному заржал ему вслед Санька и снова заколдовал возле весов.

Слушая всю эту перебранку, Матвей тоже немного опешил. Черт его разберет, Саньку, может, он, и правда, что знает про этого Селиванова. От Саньки всего можно ожидать.

Волновалась и шумела очередь, наверное, еще минут десять. Несколько человек выбрались из нее и исчезли возле других прилавков. Очередь смешалась, укоротилась, но к удивлению и радости Матвея, окончательно не разошлась.

— Вот так и держи, Калинович, — наконец уступил Санька ему место возле прилавка. — Видал, какой, милицией пугать! Я те попугаю!

Матвей, как бы винясь перед очередью, смущенно пожал плечами, мол, не его воля тут распоряжаться, и принялся торговать дальше. Пока отпускал первых трех или четырех покупателей, он успел подсчитать, что убытку теперь у него получается ни мало ни много, а на полсотню. Жалко, конечно, хоть криком кричи. Да что поделаешь?! Теперь, главное, чтоб Санька дома никому не проболтался. А то и от Евдокии достанется, и от мужиков проходу не будет…

* * *

К вечеру базар заметно поредел, успокоился. Покупатели к Матвею подходили все реже и реже, и он даже сумел малость посидеть на кем-то оставленном под прилавком ящике. Потом Матвей пересчитал не тронутые еще мешки, прикинул, сколько выручит завтра, если торговля пойдет так же, как и нынче — по два пятьдесят. Получилась хорошая, завидная цифра. Матвей совсем повеселел и с какой-то легкостью и облегчением подумал о пропавших пятидесяти рублях.

В половине седьмого вместе с цыганом опять объявился Санька. Был он заметно навеселе и еще издали принялся командовать:

— Кончай ночевать, Калинович! По домам пора!

— Пора так и пора, — согласился Матвей, но тут же и разволновался: — А как же с мешками?

— Не боись, Калинович, — успокоил его Санька. — Все будет путем.

Он подхватил под мышку весы, рассовал по карманам гири и потащил все это имущество в весовую.

— Вэселый парень, — похвалил его цыган.

— Моряк, — порадовался за Саньку и Матвей.

Они подождали, пока Санька вернется назад, потом сдали оставшиеся мешки в камеру хранения, которую Матвей, обследуя базар, непонятно каким образом проглядел, и налегке вышли на вечерний не слишком морозный воздух.