До конца жизни

Потом Серафима, сама не зная почему, начала опять думать о Коле. Интересно, вспоминает он ее иногда или нет? Скорее всего — нет. Ведь если бы вспоминал, то хоть раз бы за двадцать лет взял да и наведался.

Так за всякими мыслями и не заметила Серафима как два часа прошло. И ничего с ней не случилось. Напрасно только вчера она переживала, волновалась.

А может, и не напрасно? Разве иначе вспомнила бы она все, что пережила когда-то, передумала. А человек свою жизнь вспоминать должен. Душа от этого светлей становится, чище и видно, что впереди тебя ожидает…

После занятий Серафима отдала декану платок, хлеб, узнала, когда приходить завтра. Потом спустилась вниз в столовую, взяла себе обед, стала искать место. В углу заметила Андрея. Он тоже ее заметил, позвал:

— Иди ко мне!

Каждый раз он держит для нее место, но Серафима всегда отказывается. О чем им говорить? А сегодня взяла вдруг и согласилась. Сама не знает, как ответила ему:

— Сейчас! — И стала пробираться через всю столовую, хотя свободные места были почти рядом.

Андрей помог ей составить тарелки, спросил:

— С занятий?

— С занятий, — ответила Серафима. — Ты откуда знаешь?

— Зойка сказала.

И вдруг оба замолчали, как будто в чем виноваты друг перед другом. Раньше с ними такого не было. Все-таки разговаривали иногда, и ничего…

Наконец Серафима нашлась:

— Ты бы сережки мне исправил. А то лежат, стареют…

— Приноси, — согласился Андрей и как-то непривычно вздохнул. — Я сам хотел тебе предложить, да все не решался. Вдруг не сумею…

Заря вечерняя

В первые майские дни бывает у нас в селе один особый праздник. Ни в каких календарях и ни в каких численниках он не значится, но ждут его все от мала до велика. Как только начинает входить в берега после весеннего разлива Сновь и на лугах появится первая, еще не окрепшая травка, так сразу где-нибудь возле колодца собираются мужики и заводят разговор о том, что пора выгонять на пастольники скот. Вторя этим разговорам, по сараям жалобно и призывно мычат истомившиеся за длинную зиму коровы, пробуют голоса телята, волнуются овцы и козы, и даже куры кудахчут как-то по-особому радостно и весело. Да и как не радоваться, как не веселиться! Ведь холода уже прошли, земля оттаяла, подобрела, и пора на волю из душных сараев и клетушек. Мужики тоже вздыхают с облегчением: сено уже, считай, закончилось, и они, достав с чердаков кое-какие запасы, с трудом перебивались эти последние предпраздничные недели.

И вот праздник наступил. Все в этот день просыпаются особенно рано. Женщины еще затемно торопятся в сараи с доенками, мужики обувают высокие резиновые сапоги, запасаются на всякий случай вожжами и веревками и выжидающе курят где-нибудь на крылечке или на лавочке; старушкам тоже не до сна, они достают из-за божниц святую лозу, шепчут какие-то молитвы и, постанывая, выходят на свежий майский воздух. По преданию, в первый день нужно выгнать со двора скотину именно этой лозою, тогда ничего плохого с коровою или с теленком не случится: святая лоза убережет их и от злого зверя, и от вывиха, и от дурного глаза. Старушкам никто не перечит, не отговаривает.

Не спится в это майское утро и ребятишкам. Уж больно интересно им посмотреть, как будет плыть через еще широкую и холодную Сновь стадо. Захватив портфели и сумки, они бегут спозаранку будто бы в школу, а на самом деле к речке, усаживаются над обрывом и поглядывают все время на улицу — не появились ли там первые коровы…

Больше всех ждал в нынешнем году этого весеннего беспокойного праздника Демьян. Так и было чего ждать! Первый раз предстояло ему выгнать в стадо свою Зорьку. Досталась Демьяну эта Зорька ох как нелегко. Еще лет пять тому назад решили они с Анютой завести себе новую корову. Старая их Белянка стала совсем уже никуда не годной: зубы съелись, повыпали, вся высохла, исхудала — одни кости да кожа; молока, правда, еще давала литров по пятнадцать в день, но уже не то, конечно, что в молодости, когда иной раз Анюте даже доенки не хватало. А без коровы им никак нельзя. Дети, считай, на одном молоке выросли. Володька вон и теперь из армии письма пишет, жалуется, что молока не дают. Людка тоже: нет-нет да и едет из института с сумкою. Анюта туда и молочка, и творогу, и сметаны — всего наставит.