Читаем До первого снега полностью

Мимо проносятся люди. Кто-то смеётся. Кто-то просто громко говорит по телефону. Многие настолько увлечены собой, что не в силах меня обойти, то и дело, толкая в разные стороны. Но во всей этой снующей толпе я совершенно одна. Никто не видит моих слёз. Никто не горит желанием помочь. Никто меня не замечает.

Делаю шаг вперёд и замираю, стоит прохладному воздуху колючим дыханием обхватить моё тело. Слишком сильный контраст: из жаркого лета в прохладную зиму, из привычной жизни – в абсолютную неизвестность. Ругаю себя за невнимательность: я же смотрела прогноз погоды, но не учла, что ночами гораздо холоднее. Обхватываю себя руками, натягивая рукава толстовки до упора на озябшие пальцы, и отчаянно переступаю с ноги на ногу. Глупая! Только я в погоне за красотой и удобством могла приехать в сандалиях на босу ногу и коротких шортах.

В нескольких метрах от трясущейся себя замечаю свободную машину такси и спешу к ней, до конца так и не решив, куда ехать. Одно знаю точно – ночевать в аэропорту я не стану.

Стуча зубами, тяну за собой огромный чемодан, как в спину доносится низкий прокуренный голос, очевидно, принадлежащий моему деду:

– Убегать в никуда – это всё, чему смог научить тебя Винсенто? Грош цена такому воспитанию!

Сделав скорее по инерции ещё несколько шагов в сторону такси, останавливаюсь, не находя в себе сил обернуться. И вроде я должна радоваться, что меня нашли, но в старческом голосе улавливаю ничем не замаскированную неприязнь. Мне даже не нужно поворачивать головы, чтобы понять: меня ждёт очередное разочарование.

– Рита? Верно? – голос деда становится всё ближе. Слегка хриплый и неспешный, с местным акцентом – он пугает меня ничуть не меньше аргентинской холодной ночи в кромешном одиночестве.

И всё же, пересилив себя, оборачиваюсь, чтобы тут же пожалеть об этом, а ещё о том, что не успела уехать.

– Анхель Сото? – брезгливо морщу носик, стоит взгляду зацепиться за неопрятного вида старика, что идет навстречу.

Одутловатый, седой дед в заношенной, явно не первой свежести одежде. Хотя и одеждой назвать то старьё, что сейчас на нём, можно с огромной натяжкой. Прежде чёрная, но по прошествии долгих лет непрерывной носки изрядно полинявшая, с белёсыми разводами тёплая куртка на нём расстёгнута, являя миру объёмный живот, прикрытый полосатым в небрежных катышках шерстяным свитером. Бесформенные штаны с огромным количеством карманов растянуты на коленях и местами все в каких-то пятнах. Но самое страшное – его обувь: массивные, на широченной подошве сапоги, цвет которых скрыт под огромным слоем грязи. Весь этот комплект завершает идиотская кепочка, что скрывает старческие пролысины и придает Анхелю убогий вид.

– Винсенто назвал тебя в честь матери – похвально! – тянет старик, улыбаясь, а затем подходит ближе и выхватывает из рук чемодан. – Но лучше бы он научил тебя элементарным нормам поведения, внучка.

Последнее слово Анхель не произносит – выплёвывает. Ему смотреть на меня не менее противно, чем мне на него. Теперь я отлично понимаю отца, что сбежал в своё время от деда, но и ненавижу его ещё сильнее за то, что сослал меня к нему.

– Шевелись, девочка! – бросает Анхель и катит мой чемодан в противоположную от такси сторону.

Сколько ему? Около семидесяти? Для своих лет он весьма шустро и уверенно передвигает ногами, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы его догнать.

– Как вы меня узнали? – кричу в широкую спину деда.

– Хм, – усмехается тот. – Только избалованная и пустоголовая дочь моего дрянного сына могла прилететь зимой в одних шортах. Отсутствие мозгов тебе явно досталось от отца!

Стискиваю зубы, чтобы не ответить на хамство старика тем же, но решаю промолчать. Он неправ: отец научил меня уважать старших.

– Я не учла, что прилечу ночью, – только и бросаю в своё оправдание, но в ответ получаю новую порцию забористого смеха.

– Ты не учла, что прилетишь в Тревелин, девочка!

– Тревелин? – переспрашиваю несмело, в душе надеясь, что речь идёт о пригороде Буэнос-Айреса.

– Тревелин, милая моя, Тревелин! – противно усмехается старикашка, вместо того, чтобы всё объяснить, а затем резко останавливается возле повидавшего виды пикапа, не менее чумазого, чем и его владелец.

Анхель с размаху закидывает мой дорогущий чемодан, стоимостью, явно превышающей цену всей этой колымаги, в грузовой отсек, а сам, не обращая на меня внимания, садится за руль.

– Тебе отдельное приглашение нужно, принцесса? – недовольно бурчит он, переваливаясь массивным телом к пассажирской двери. – Шевелись, Рита! А то и к Рождеству не доедем!

– Куда не доедем? – сдавленно переспрашиваю.

– В Тревелин, Рита, куда ж ещё?

Позабыв про холод, стою, обдуваемая колючим ветром, и мотаю головой.

– Я никуда с вами не поеду! Я хочу домой!

– Теперь твой дом здесь, – чуть мягче отвечает старик, а затем хлопает по затрапезной и однозначно не самой чистой обивке сидения. – Садись. Не дело в таком виде по ночному Буэнос-Айресу разгуливать. А хочешь обратно, так это с Винсенто договаривайся. Я против не буду: головной боли и без тебя хватает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза